999. Последний хранитель - Карло А. Мартильи

Прошло несколько минут. Пока слуги хлопотали над сервировкой небольшого письменного стола под окном, из папских покоев вышел довольный молодой священник женоподобного вида. Глаза у него были подведены как у куртизанки. Он знал, где достать женщину и как привести ее к понтифику за те пять минут, что были в его распоряжении. Возможно, кардинал делла Ровере и будет весьма недоволен тем, что у него прямо из-под носа увели прелестную судомойку, на беду присмотренную в кухне. Но Папа есть Папа. Преимущество на его стороне, и делла Ровере должен соответствовать. На худой конец, женоподобный священник мог и сам утешить кардинала.

Утолив оба голода, Иннокентий VIII снова превратился в Джованни Баттиста Чибо, политического стратега и расчетливого, корыстного манипулятора.

Первое, что надо сделать, — найти, с кем поделиться этой проклятой бедой. В одиночку ему не справиться, учитывая, что подагра постоянно напоминает о себе острыми приступами и он вынужден все время вести жизнь с оглядкой. С другой стороны, выбор предстоял нелегкий: Франческетто слишком глуп, Сансони слишком угодлив. Христофор уже уехал, да и к тому же голова у него забита совсем другим. Его главный избиратель,[36]делла Ровере, слишком могуществен, и знание подобной тайны только усилит его позиции. От этой мысли Папе стало легче, и он даже был согласен пересмотреть свое мнение о могуществе неугодного кардинала. Он бы тайно приблизил к себе еще одного человека, сегодняшнего врага двоих остальных, самого опасного своего противника, и сделал бы это самым надежным способом: подкупом. В уплату он предложил бы ему тиару, которую тому так и не удалось заполучить. Тот ничего в мире так не желал, как эту утыканную шипами корону. Он ее получит, разумеется после смерти Папы. Правда, надо быть очень осторожным, чтобы не предварить это фатальное событие, но, по крайней мере, так ему придется остерегаться только охотника, а не всей собачьей своры, что его окружает. Итак, жребий брошен, как сказал Цезарь, переходя Рубикон. Если он сделает этот выбор, назад дороги уже не будет. И он велел позвать высокородного кардинала дона Родриго Борджа, своего последнего соперника в борьбе за престол Святого Петра.

Флоренция

Понедельник, 11 октября 1938 г.

То, что женщины курят, теперь принималось и всеобщей моралью, и гражданским обществом. Но в одиннадцать часов вечера дама, дымившая в одиночестве, облокотившись о парапет моста алле Грацие, представляла собой необычное зрелище. Никто не отваживался остановиться возле нее. Хозяева собак, вышедшие со своими питомцами на вечернюю прогулку, спешили перейти на другую сторону. Если какая из проезжавших машин и притормаживала, то ее водитель тут же разочаровывался и прибавлял газу. Это не могла быть проститутка, потому что иначе ее давно уже забрала бы полиция. Кроме того, она была слишком хорошо одета. Судя по рукам, вызывающе сложенным на высокой груди, ее не мучили никакие временные затруднения.

Серый каракулевый жакет защищал эту особу от холода и сырости. К ней подошел дворник, которому явно хотелось поболтать, и вежливо обратился с какой-то фразой, но возле них тут же затормозило иностранное авто. Женщина загасила сигарету каблуком, иронически взглянула на своего несостоявшегося собеседника и уселась рядом с водителем. Машина отъехала с потушенными фарами.

Вильгельм Цугель был неразговорчив и за весь подъем до форта Бельведер не проронил ни слова. Едва они остановились, Елена опустила стекло, выбросила в окно пачку из-под «Кэмела» и вдруг получила пощечину. Она инстинктивно замахнулась, чтобы дать сдачи, но Цугель схватил ее за руку.

— Ты что, не знаешь, что курить американские сигареты запрещено?

— Идиот! Ты сделал мне больно! — крикнула она.

Чувство бессилия и внезапного унижения довело ее почти до слез, но она сдержалась.

— Так тебе же нравятся шлепки по заднице.

— Даже и не пытайся, сукин ты…

Вторая пощечина тыльной стороной ладони была еще больнее, и не только физически.

— Давай выкладывай, что хотела, иначе я продолжу.

— А если я закричу?

— Ладно, выйдем, — почти мягко сказал Цугель.

Они выехали на маленькую площадь за садами, откуда был виден ряд балконов возвышающегося над Флоренцией форта Бельведер. Темнота и легкий туман не скрывали колокольни Джотто, купола собора чуть правее и башни палаццо Веккьо.

— Дай-ка мне американскую сигарету.

Цугель оперся локтями на балюстраду, вдохнул сладковатый дым «Кэмела» и медленно выпустил его через ноздри.

— Можешь говорить, Елена. Как видишь, здесь никого нет, кроме нас и, может, парочки эротоманов в кустах. Что ты хотела мне сказать?

Елена отдышалась.

— Джованни исчез. Уже дня три не звонит и не показывается. На него это не похоже. И магазин закрыт.

Цугель обнял ее за плечи, и она вздрогнула. Потом навалился на нее, прижавшись членом к ягодицам. Елена не противилась. Чем больше он отвлечется, тем будет лучше.

— Видишь ли, то, что ты сказала, очень меня расстроило. — Вильгельм двигался все более быстрыми толчками. — Ты считаешь, он дал отбой?

— Я не знаю, что думать, потому тебя и позвала.

— Понимаю.

— Я боюсь, что где-то произошел сбой.

— Есть множество еще худших вещей, которых стоит бояться, моя милая Елена.

Цугель с силой толкнул ее к балюстраде, зажал ей рот и загасил сигарету о ее запястье. Елена пыталась его укусить, но он перегнул ее через балюстраду, прижал и скрутил руки за спиной. Сережка выскочила из уха и полетела вниз с двадцатиметровой высоты.

— Если нас кто-нибудь увидит, то решит, что я тебя трахаю, а ты просто шлюха. Может, я сейчас так и сделаю.

Елена, несмотря на боль, спокойно восприняла его эрекцию.

— Что ты от меня хочешь? — спросила она сквозь слезы.

— Ничего, — ответил он, отстраняясь. — Вся охота прошла. Спрячься где-нибудь и не показывайся несколько дней. Если Вольпе станет тебя искать и не найдет, тем лучше. Он занервничает и наделает ошибок, даже скрываясь. А я пущу в ход свои пешки. Теперь хватит. О де Мола я позабочусь сам. Флоренция в двух шагах. Если кто-нибудь к тебе пристанет, сделай хоть его счастливым.

Цугель вытер слюни с пиджака, поправил манжеты рубашки и пошел к машине.

Прежде чем сесть в нее, он с ледяной улыбкой обернулся к Елене.

— Не вздумай искать меня, моя дорогая. Если будет надо, мы сами тебя найдем, не сомневайся.

Елена проводила взглядом удаляющийся автомобиль и потрогала свой живот. Если бы Цугель знал все, то не оставил бы ее в живых. Она огляделась. Площадь была пуста. Тут ноги у нее подогнулись, она рухнула на землю, и долго сдерживаемые слезы полились рекой. По мере того как мысли начали возвращаться в ее голову, тихий плач перешел в рыдания, которые становились все громче. Увидев рядом с собой тень, она вздрогнула и сквозь слезы разглядела чью-то руку, которая помогала ей встать. Рука была явно женская, с ярко-красными ногтями и дешевым колечком на мизинце.