Ворожея - Катя Зазовка

Но девку уже было не унять.

— Что Услада?! Что Услада?! Я уже почитай два десятка Услада! И тоже кое-чего повидала! Вон и этот врачеватель в сети попался. Поверил бедной сиротке. Подсобил.

А нынче сам слег, — невесть кого перекривляла дочь старосты. — И кто, спрашивается, теперича станет хворых лечить?!

— Услада, уймись! — еще громче крикнул староста. — Я пока что не только на деревне староста, но и в этой хате хозяин!

Дочка притихла. Только съехавшая намитка да трепещущие ноздри молвили громче всяких слов. Череда присел на лавку, подпер подбородок кулаком и ушел в себя. А ведь права она. Что делать? К кому идти? У кого подмоги просить? Да и Алесь пропал куда-то. Хоть бы его лихо миновало. Не дозвольте, всемилостивые боги, ему снова в лапы неведомого недуга попасться.

— Ты послушай меня, батька, — уже тише сказала Услада. Череда поднял на нее очи. — Я мыслю — к Кукобе идти надобно. Пущай она помогает. А ежели откажется, так спалим ее разом с хатой! Все одной ведьмаркой меньше станет!

— Не, — замотал головой староста, — не дело это. Авось она тут ни при чем. Нам и Милаве в вину поставить нечего. Вон и Цвет признался, что волколака видел.

Услада фыркнула, снова распаляясь:

— Да что теперича законы блюсти? Тут деревню спасать надобно! А что, ежели уже завтра эта хворь и на детей перекинется? Кто тогда отвечать станет? Да тебя ж самого каменьями закидают. Скажут, ты повинен, раз ведьмарку пришлую прикрыл да сразу не дал расправу учинить.

Староста тяжко вздохнул. Зачем-то подошел к печи, снял заслонку, поворошил кочергой угли, закрыл снова. Сел.

— Что ж, пожалуй, твоя правда, — Череда встал. — Пойдем.

— Куда? — округлила очи Услада, поправив намитку.

— Как куда? К Кукобе.

— Вдвоем?

Староста кивнул.

— Батька, да ты что?! Среди ночи?! Она ж нас там на месте и порешит! Не, тут надобно люд созывать. Факелы жечь, да с граблями и вилами к ней жаловать.

Не нравилась такая идея старосте. Всю свою жизнь и он, и его батька, как могли, сглаживали острые края промеж селянами да ведьмаками, не дозволяли склокам да слепой ярости верх брать. Наверняка во многом из-за этого в деревне княжили мир да лад. Ну, подумаешь, пару раз у коров молоко пропало да нескольких коз так и не сыскали. Но то ж и волк мог статься повинным, а молоко и от страха исчезало. Тем паче Череда памятовал часы, когда Кукоба дожди у богов вымаливала, ратуя за урожай, да дичь подманивала, чтоб кожевенникам было чьи кожи дубить да меха выделывать, чтоб по миру не пойти.

— Ведаешь, батька, ежели ты не пойдешь, так я сама народ соберу! Я не дозволю детей малых изводить!

— Погодь, Услада, дай поразмыслить, — староста снова сел. Опустил лик в ладони. Эх, и ведь посоветоваться не с кем. Раньше, ежели что, к Рафалу можно было сходить. Да и Алесь умом не обделен. Может, к Щекарю податься? Так тот нынче сам ничего толкового не скажет — все из-за сына переживает. Близнецы-кожевенники? Лютовер? А что, может, и правда к Лютоверу податься? Он хоть и молчун, людей сторонится, а все ж не лыком шит. Чай, скажет чего дельного?

— Вот что, Услада. Оставайся-ка ты в хате да двери плотно за мной запри. Никому кроме Алеся не отмыкай. Час нынче недобрый.

— Ты куда это? — насторожилась дочка.

— К Лютоверу пойду.

— Да на что он тебе сдался, этот дичина неотесанный?

— Делай, что велю. А то и на тебя управа найдется, — для пущей убедительности Череда помахал пред самым носом дочки кулаком. Та обиженно поджала губы, но перечить больше не стала. Староста на всякий случай заложил за пояс ладный крепкий нож и вышел из хаты.

Ночь встретила прохладой и слепой темнотой. Люд наглухо затаился в своих хатах. Староста втянул пряный аромат. То ли померещилось, то ли и вправду в самом воздухе витает дух опасности?

Череда опасливо огляделся.

— Нет. Чего это я? Ежели так мыслить, то храбрости пройти дальше собственного двора не хватит.

Староста глянул на свою избу, точно впитывая от отчего дома силу, и решительно направился к охотнику.

Луна не желала выползать из серого одеяла — молчаливый лес тонул в ночной мгле, но путники и не мыслили поворачивать. Ворожея зажгла факел — и шаг стал тверже. Вот только, как показалась уродливая хата, на Вита напала редкая нерасторопность — то коса из рук выскользнет, то споткнется он, то мешок уронит да все озирается по сторонам так, точно на него вот-вот нечистик кинется. Милава вздохнула — никак рассказ о нападении волколака не прошел даром, да и, поди, нагляделся мельник на обоз пожранный во всех красках. А как ведомо, впотьмах даже самые глубокие страхи оживают, да так, что их от яви отличить сложно. А тут еще Кукоба. Однако Вит, по всему видать, не привык на поводу у трусости идти. Потому боролся с собой как мог, делал все, как Милава сказывала, только в сторону горбатой хаты глядеть не смел да вздрагивал чуть ли не от каждого оклика.

— Ну, а теперича я заговор читать стану, а ты, Вит, косой хижину очерчивай. Ты ж, Воста, маком-самосеем по намалеванному сыпь, — ворожея протянула подружке мешок с семенами. Та без особливой радости отлепилась от соснового ствола и взяла узелок.

Мельник метнул взгляд на Милаву и опустил косу в землю. Его руки дрожали, но вслух он ничего не произнес. Ворожея затушила факел.

Вит и Воста принялись выполнять веленое, двигаясь от кривого крыльца друг за другом под тихий заговор:

— Запираю тебя, Кукоба, кругом косым, кольцом самосевным. Чтоб в деревню не ходила, худого не творила, детей не пугала, животину не крала. Уходи за море-океан, под бел-горюч камень, за седьмое небо. Выше гор, ниже земли. А ежели хочешь покоя, отправляйся в Вырай.

Вит и Воста скрылись за черным горбом, и, как показалось Милаве, слишком надолго. Сердце от волнения забилось скорей. Стоило все ж прежде букетиков из крапивы навязать — не дайте боги, чтобы Кукоба через оконце полезла. Девица глянула на небо. Нет, конечно, чего она устрашилась? Вон луна и не мыслила даже нос показать из-под облачного одеяла. Да и полночь только на подступах. Но все ж, когда смуглянка и мельник показались, от сердца отлегло. Милава трижды прочла заговор. Как раз к тому часу помощники прочертили и просеяли круг.

— Ну, вот и добре, — ворожея утерла лоб. — Теперича можно спокойно утра дожидаться — Кукоба никого не потревожит. А завтра, когда ее тело в новый мир отправится, то боле душа скитаться не станет. Навсегда упокоение в Вырае сыщет.

Воста распалила факел.

— Можно возвращаться? — мельник заметно повеселел.

— Да. Только вот ведаешь, Вит, я к тебе в хату не вернусь. Завтра ведь селяне прознают и про то, что я сбежала, и про то, что Кукоба померла. Они ж видели, как ты меня защищал. Не хочу, чтоб ты пострадал от слепой расправы. Вот ежели Восту у себя в хате приветишь…