Запоздалый приговор - Фридрих Незнанский

И завалился в койку.

Гордеев спал крепко и без снов, он любил такие ночи, но они редко ему удавались. Не вышло и на сей раз. Около двух часов его разбудил телефонный звонок. Он нашарил трубку и услышал взволнованный голос профессора Портянского. Не иначе дочка нашлась, успел было подумать Гордеев, но тут же понял, что ошибся.

— Юрий Петрович, я вспомнил, — сказал Портнянский, — есть еще один человек, с которым Ольга состояла в приятельских отношениях. То есть это было уже давно, но все равно, он может что-то знать!

Гордеев подумал: бесполезно доказывать Портнянскому, что в такое время суток эффективно умело работать только ГПУ в тридцатые годы, и лишь сказал, зевая:

— Почему вы так считаете?

— Потому что он был личным водителем Виктора, ее мужа!

— Сейчас возьму карандаш, — сказал Гордеев.

Водителя звали Олег Ольховик. Портнянский видел его несколько раз, он возил Реутова в те времена, когда Виктор еще не совался в политику. Это был высокий симпатичный блондин с синими глазами. Портнянский, помявшись, сказал также, что в свое время ему казалось, что между Ольгой и этим водителем что-то есть. Ну да теперь это неважно, дело давнее.

Гордеев подумал, что как раз важно. Если между ними действительно что-то было, но они остались в хороших отношениях, то, возможно, Ольховик поможет какой-нибудь дополнительной информацией. А если, напротив, разругались, то, как знать, не помешает ли в поисках? Ц любом случае отработать его стоит.

— Но он перестал быть водителем Реутова, я правильно понял? — уточнил Гордеев.

— Кажется, да.

— А вы знаете почему?

— Я помню только, как Виктор говорил, что Олег много пьет, и кто знает, насколько безопасно с ним ездить. Возможно, он дозрел и уволил его…

— Я понял. Прямо с утра займусь этим Олегом, — пообещал Гордеев.

И снова завалился спать. И снова был поднят из постели телефонным звонком.

— Юра, как с личной жизнью? — поинтересовался Денис Грязнов, у которого, судя по шуму в трубке, явно проистекало какое-то веселье.

— Отвали, — попросил Гордеев.

— Юра, знаешь, что такое настоящий секс? Настоящий секс — это такой секс, после которого даже соседи выходят покурить. — И Денис засмеялся, очень собой довольный. Потом остановился, сообразив, что на другом конце его не поддерживают. — Слушай, что ты киснешь? Приезжай ко мне, не пожалеешь.

Проявив недюжинную силу воли, Гордеев сумел не послать Дениса подальше и, вежливо поблагодарив, положил трубку.

Утром, однако, у него ничего не вышло. Олега Ольховика больше не было в живых. Гордеев выяснил это довольно быстро с помощью Денисовых оперативников, сохранивших отличные связи в МУРе.

Пять недель назад в квартире Ольховика произошло убийство, банальнейшая бытовуха. Ольховика зарезал его собутыльник Василий Бурлачонок, убогая личность неопределенных занятий и повадок. И никакой маскировкой это быть не могло, равно как абсурдно было предположить, что Бурлачонка кто-то нанял. Соседи рассказали, что этот Бурлачонок иногда помогал Ольховику в мелкой торговле мебелью, которую тот потихоньку распродавал из своей квартиры. Бурлачонок утверждал, что Ольховик должен был ему деньги, 35 рублей, но рассчитываться не собирался. Бурлачонок же, совершенно озверев с похмелья, ворвался к нему в квартиру и, приметив дорогое виски, какое он имел радость наблюдать лишь сквозь оконные полотна магазинов, в которые его не пускали, решил добиться чарки во что бы то ни стало. Ольховик же вместо требуемого дал ему пинка, но, так как сам едва держался на ногах, вышвырнуть алкаша не сумел, а лишь разозлил приятеля до осатанения. В общем, после того как не помнящий себя Бурлачонок воспользовался стамеской, на шее и груди Ольховика насчитали 36 ран. Столько же, сколько лет было покойному и почти столько же, сколько он задолжал.

В середине дня Юрий Петрович сидел у себя на работе и думал, стоит ли делиться с Портнянским этими бесполезными и нерадостными сведениями? Кто знает, как они на него подействуют?

Его размышления прервал звонок Турецкого. Голос Александра Борисовича был сух, и хотя это с ним бывало часто, сейчас Гордеев встревожился — он умел различать малейшие обертона голоса Турецкого.

— Приезжай на Раушскую набережную к клубу «Вермель», знаешь такой? — сказал Турецкий.

— Знаю. — Гордеев машинально посмотрел на часы. Время было самое что ни на есть рабочее. — А зачем?

— Она нашлась.

— Кто?

— Реутова твоя.

— Ну да? — Гордеев не торопился радоваться, хотя повод был, его предположение о посещении Ольгой популярных злачных заведений отчасти оправдывалось. Или нет? Все же молодежный ночной клуб — это не совсем то место… Хотя кто знает, какие у нее запросы.

— Без комментариев. Приезжай, сам на нее посмотришь.

— Только не опускай ее никуда, — забеспокоился Гордеев.

— Можешь не сомневаться.

Гордеев подумал было позвонить Портнянскому, но опять-таки не стал торопиться: неизвестно, в каком она виде.

Через четверть часа он подъехал на Раушскую набережную. Он остановился напротив «Вермеля» и прошел пешком полсотни метров — туда, где стояли три милицейские машины и черная «Волга» Турецкого.

— Ну что? — сказал Юрий Петрович, пожимая руку приятелю.

— А что, — сказал Турецкий, — упаковали уже.

Он кивнул на специальный герметичный чехол для трупов.

— Это точно она? — глухо спросил Гордеев.

— Можешь не сомневаться. Лицо-то, конечно, мудрено разглядеть, много времени в воде пробыла, но у нее документы при себе нашлись. И, кстати, деньги оставались.

— Много? — Вообще-то Гордееву было все равно, но, разговаривая, было как-то легче.

— Для нас с тобой порядочно, для нее, может, и нет. Тысяч пять гринов.

— Вашу мать! — не сдержался наконец Гордеев.

— Разделяю твои чувства.

— Ладно… Признаки насильственной смерти?

— Вроде бы нет на первый взгляд. Потерпи, вот криминалисты посмотрят, тогда все прояснится. Ты знаешь, она выглядит жутко. Явно несколько недель под водой пробыла. А может, и месяц. Н-да, я теперь тебе не завидую… Как профессору-то скажешь? Хотя почему ты должен это говорить? — возразил Турецкий сам себе. — Менты позвонят.

Гордеев пропустил это все мимо ушей.

— Ты говоришь, несколько недель… А что же она раньше не всплывала?

— Мало ли, — пожал плечами Турецкий. — Может, привязала себе что-нибудь. Чтоб не передумать. Самоубийцы часто так делают — какую-нибудь гирьку цепляют.

— Да, — вздохнул Гордеев. — Куда уж яснее. Сигарету дай… — Он закурил и поглазел по сторонам. — Оба-на. Саня, туда посмотри.