Вьетнамская жар-птица - Юлия Монакова

Вера искренне привязалась к своей руммейтке и с удовольствием слушала её забавную болтовню. Эта девушка из Техаса производила на мужчин завораживающее впечатление – глазки голубые, кудри золотые, пухленький ротик и обманчиво наивное личико. Однако в её хорошенькой головке не было места для возвышенной лирики – встречая каждого нового парня, она моментально оценивала его по собственной шкале достоинств и делала вывод, стоит ли в принципе иметь с ним дело.

– Какая досада, – рассказывала она Вере после очередного неудачного свидания, – представляешь, Джек всем хорош, и зарабатывает неплохо, и симпатичный… Но – совсем не любит Нью-Йорк! Мечтает в скором времени купить домик, чтобы переехать из сити в пригород. Да я с ним там с тоски сдохну! Ненавижу эту провинциальную жизнь!

Или:

– И вот смотрю я на него и думаю: в чём подвох? Внешность – как у Брэда Питта, собственный бизнес, машина, апартаменты… Начинает раздеваться, там тоже всё ОК, тело спортивное – натуральный Аполлон! Ну, тут я совсем напрягаюсь, потому что не может красивый и богатый мужик, к тому же не гей, а натурал, быть одиноким. И что ты думаешь?! Он снимает, наконец, трусы, и я вижу трёхсантиметровую закорючку!!!

Тори частенько подтрунивала над Верой, называя её затворницей за то, что та не любила тусовки, клубы и прочие молодёжные развлечения. «С такой внешностью, с такими данными, – сокрушённо восклицала соседка, качая головой, – ведёшь жизнь натуральной старой девы!»

Вечеринки, которые так любила Тори, оставляли Веру равнодушной. Впрочем, иногда она уступала-таки уговорам и отправлялась вместе с руммейткой на какую-нибудь party. Правда, особого удовольствия эти вылазки ей не приносили, но развеяться время от времени было полезно. Отступали мысли о России, о Портленде, о бабушке и отце, по которым она сильно скучала, и… о мистере Бэнксе. Прошло уже два года после окончания школы, а учитель по-прежнему снился ей ночами, и она просыпалась со сладкой и щемящей тоской в сердце…

Многие парни пытались подкатить к ней и познакомиться поближе. Она вежливо, но решительно отклоняла их ухаживания.

Её безмерно удивляло, что на американских вечеринках никто не ест. Алкоголь лился рекой, но при этом гостям не предлагалось даже солёных орешков на закуску. Прямо хоть носи с собой сэндвичи… К тому же её раздражала разношёрстность компаний. Американцы приводили с собой на вечеринки знакомых и малознакомых, и в итоге образовывалась толпа людей разных возрастов и занятий, которые с трудом могли подобрать общую тему для разговора. Правда, к концу каждой вечеринки парни, а то и девушки, перепивались, как свиньи; многие разбивались на парочки и разбредались по укромным уголкам, чтобы по-быстрому перепихнуться. Вере была неприятна эта возня, не имеющая ничего общего с любовью, хотя по-английски сие действо и называлось «to make love».

– Удивляюсь тебе, подруга, – вздыхала Тори, – оставаться девственницей в наше время, в двадцать лет – это же неприлично! Неужели трудно найти самца, который исправил бы проблему?

– Да нет, подыскать партнёра для секса на один раз не так уж и трудно. – Вера пожимала плечами. – Просто я не считаю девственность проблемой.

– Ждёшь принца на белом коне? – скептически фыркала Тори. – Не боишься остаться в пролёте?

– Лучше быть одной, чем с кем попало, писал Омар Хайям, – отмахивалась Вера.

Ей действительно неинтересен был секс ради секса. Конечно, она хотела когда-нибудь испытать все те ощущения, о которых писали в женских романах и о которых шептались подружки. Но и отсутствие парня она воспринимала философски, полагая, что всему своё время.

Пока же большую часть её времени занимала учёба. Среди выпускников Нью-Йоркского университета было несколько нобелевских лауреатов, множество знаменитых актёров и музыкантов, известных писателей, политиков и врачей… Поэтому планка изначально была высокой, а программа – насыщенной. Скучать и бить баклуши никому точно не приходилось. К тому же в свободное от учёбы время школа искусств проводила многочисленные традиционные вечеринки, посвящённые началу и окончанию сессии, бесконечные выставки и отчётные концерты, посвящение в студенты и грандиозный выпускной на Янки-Стэдиум, Фиолетовый бал, Клубничный праздник и многое, многое другое.

Как и большинство её сокурсников, Вера мечтала о карьере на нью-йоркском Бродвее, который являлся основой американской театральной культуры. Она болела мюзиклами и не пропускала практически ни одной громкой премьеры в Театральном квартале.

– Нью-Йорк стал центром музыкального театра по нескольким причинам, – рассказывал им на лекции один из педагогов. – Во-первых, наш город издавна был местом сосредоточения иммигрантов, которые привносили с собой музыкальные традиции своих стран. Во-вторых, мы, американцы, любим оперу не так сильно, как европейцы, предпочитая понятную и запоминающуюся музыку.

Вера бредила работой на Бродвее, зная наизусть все самые знаменитые женские арии из популярных мюзиклов. Она пристально следила за всеми нью-йоркскими кастингами, но пока что ей попадались лишь третьесортные проекты, участие в которых не принесло бы ни удовольствия, ни славы, ни хотя бы денег.

Невзирая на профессиональные неудачи, она получала огромное удовольствие просто от учёбы и жизни в этом городе. Да, он был огромен, кишел и бурлил, как муравейник, и в том же Портленде во многих отношениях жить было намного комфортнее и проще, но… Но ни один город мира не мог посоперничать с Нью-Йорком в харизматичности.

Несмотря на свою внутреннюю замкнутость и скрытность, внешне Вера производила впечатление человека общительного и компанейского – во всяком случае, на людей, которые мало её знали. Она охотно знакомилась с новыми людьми, вступала в светские беседы, перебрасывалась шуточками, даже кокетничала. Так, на одном из кастингов она встретила танцора – мексиканца по крови, но американца во втором поколении, с совершенно сериальным именем Хуан Карлос.

Это был гибкий, словно гуттаперчевый, парень с бархатными очами и повадками профессионального соблазнителя, отчего Вера шутливо называла его Доном Хуаном. Внешне он отчаянно напоминал главного героя из клипа Элтона Джона «Word In Spanish» – «Слово на испанском». Причём их сходство было не только физиологическим, но и пластическим. Вера обожала этот ролик и засматривала его до дыр на видеокассете ещё в России, поэтому, впервые встретившись с Хуаном Карлосом, она ахнула: парнишка из её любимого клипа двигался и танцевал абсолютно идентично, и взгляд, и мимика у него были такими же.

Хуан Карлос втюрился в русскую певицу моментально, с юношеским пылом, до гроба – и нисколько не разочаровался отказом, поскольку поклялся добиться её расположения во что бы то ни стало. Веру забавляла его пылкость, а также то, что он не играл роль страдальца, – Хуан Карлос просто откровенно восхищался Верой и непрестанно сыпал комплиментами, надеясь рано или поздно растопить её сердце. Они стали хорошими приятелями и частенько извещали друг друга о новом кастинге.

В один из дней Хуан Карлос даже повёз её в Бруклин, на южное побережье, и познакомил со своим многочисленным семейством. Это была классическая мексиканская семья – горластая, шумная, весёлая, и несколько поколений прекрасно уживались друг с другом под одной крышей. Вера, конечно, тут же запуталась во всех этих доньях Сусаннах, Мариях и Эстелитах, а также в донах Педро, Фернандо и Альберто. Её беззастенчиво рассматривали с ног до головы, словно породистую кобылицу, восхищённо прищёлкивали языками и всплёскивали руками, одобрительно похлопывали Хуана Карлоса по плечу, щебетали что-то по-испански, и в конце концов она заподозрила неладное.