Огнедева - Елизавета Дворецкая

Вдали раскатился гром, словно Бог отвечал человеку. Войско волновалось, люди оглядывали небосклон, показывали друг другу быстро темнеющий край окоема. Там синева налилась чернотой — а по сторонам еще светило медленно садящееся солнце, и его золотые лучи четко обрисовывали темную полосу грозы. В той грозовой туче к людям шел сам Перун, могучий воин с огненными молниями в густой черной бороде. Близкая гроза наполняла всех воодушевлением и ужасом, люди держались за обереги и при этом знали, что призванное божество идет к ним на помощь.

Яромила, закрыв лицо руками, дрожала всем телом. Ветры небес продували ее насквозь, каждая жилка, которую она сейчас ощущала так ясно, как никогда в жизни, трепетала от близости божества. Так сама Лада не может не трепетать, устрашенная и восхищенная мощью Перуна. Он был уже близко… Уже близко…

Сквозь гул ветра прорвался громкий рев боевого рога. Вокруг раздались крики — хирдманы Одда быстро стали надевать и застегивать шлемы: их дозор обнаружил противника. По данному знаку словене тоже стали готовиться вступить в бой; Домагость соскочил с камня, надел шлем, поданный Велемом, взял щит и копье. Все быстро занимали места в строю, множество людей сдвинулось с места.

— Вы готовы? — В палатку на корме, где сидели, прижавшись друг к другу, Яромила и Дивляна, заглянул оруженосец Одда, Колль. — Конунг велел вам приготовиться. Надевайте шлемы!

Обе девушки напялили тяжеленные шлемы, помогая одна другой, затянули ремешки подшлемников, чтобы все это крепче держалось на голове. От возбуждения и волнения они уже почти не замечали тяжести железного снаряжения. Сестры еще укрывались в палатке, подсматривая в щель полога. Кроме них на корабле оставались около двух десятков людей — чудины-охотники из Кевиной родни, одетые в черные и темно-бурые шкуры мехом наружу. Люди Игволода убили их родича Братоню, и они пришли мстить за свою кровь. У многих на головах были личины волков и медведей — об этом тоже просил их Одд, и чудины не удивились, поскольку по старинному обычаю именно так, в обличье зверей, покровителей и священных предков, им было привычно идти в бой.

Одд подошел к Домагостю. Тот, напряженно сжимая древко копья, не сводил глаз с опушки леса, откуда должен был показаться противник.

— Я попробую вызвать Иггвальда на поединок, — предупредил воеводу Одд. — Если он согласится, и ты, и я сбережем своих людей. Но если так случится… что боги не дадут мне победы, тогда сами решайте, вступать ли вам в бой, положась на свою удачу, или нет. Но я думаю, что победа достанется мне. Потому что, — он окинул взглядом пламенеющий, полный громов небосклон, — сдается мне, что и мои, и ваши боги сейчас на моей стороне!

Домагость хотел ответить, глянул на него, но тут из-за леса выкатилось войско Иггвальда. Получив весть о появлении кровного врага, тот не стал медлить и сразу вывел своих людей. Сам он, уже вполне здоровый, возглавлял войско в окружении телохранителей, как и полагается знатному вождю, и под стягом с изображением кабана со свирепо торчащими загнутыми клыками и золотой щетиной на холке. На нем был шлем без полумаски, позволявший видеть воспаленные глаза, красное пятно ожога на щеке и немного подпаленную бороду. Два здоровенных кабаньих клыка висели у него на груди, на свейской серебряной гривне, постукивая о два торсхаммера.

Навстречу ему вышел Одд. Яромила мельком глянула на него, пока он не повернулся к ней спиной, и содрогнулась снова — это опять был другой человек. Рослый, в стегаче под кольчугой, он казался еще шире в плечах. Его лица почти не было видно из-под шлема с полумаской, и это придавало ему суровый, грозный, нечеловечески беспощадный вид. Блеск золота на шелковой рубахе, на отделке оружия, на поясе и перевязи, золотой браслет на руке и светлые волосы, падающие на плечи, делали его похожим на одного из богов — того, чье благословение он носил с собой.

— Ты и есть Одд сын Свейна из Халогаланда? — крикнул Иггвальд, завидев его впереди вражеского войска. — Наконец ты оторвался от подола своей кормилицы и вспомнил о том, что ты мужчина!

— А ты, похоже, решаешься воевать только с женщинами, если считаешь достойным противником мою старую кормилицу! — отозвался Одд, и войско ответило на его слова нестройным взрывом беспокойного смеха. — Далековато ты забрался, Иггвальд Кабан, мне стоило труда отыскать тебя! Но от гнева богов тебе не уйти, и сам Халоги, Бог Высокого Пламени, привел меня сюда по твоим следам! Ты не думал об этом, когда грабил усадьбы Халогаланда! Ты не ждал расплаты, когда грабил святилище Халоги и его дочерей в Витбард-фьорде! Но они пришли сюда сами! Шлемоносные девы Торгерд и Ирпе явились сюда, чтобы забрать назад свои золотые кольца, похищенные тобой, а в придачу и твою глупую голову! Я вызываю тебя на бой. Выходи, и посмотрим, чья удача сильнее!

Одд кричал во весь голос, но слова его едва можно было разобрать из-за усилившегося ветра и раскатов грома. И едва он закончил, как новый, самый мощный удар потряс небеса, и люди невольно пригнулись — казалось, что по небу прокатился исполинский железный котел и вот сейчас небесная крепь, не выдержав этой тяжести, расколется, упадет вниз тысячами острых голубых осколков, а следом рухнет и сам великанский котел, придавив на земле все живое.

Яромила толкнула застывшую в изумлении Дивляну и первой выскочила из палатки. В небе ударила молния, среди светлых сумерек озарив две женские фигуры на носу корабля, и над берегом пролетел крик сотен голосов. Кричали и свои, и чужие, испуганные и потрясенные в равной мере. Даже те, кто знал о готовящемся замысле, не думали о том, что перед ними всего лишь дочери Домагостя, когда увидели двух богинь огромного роста — для этого на носу поставили два бочонка, на которые девушки теперь взобрались, — двух валькирий в кольчугах и шлемах, в облаках сияющих пламенных волос. Яромила первой вскинула руки и резко выбросила их в сторону застывшего вражеского войска, словно метнула что-то. И в тот же миг прозрачные сумерки летней полночи прорезали десяток огненных стрел. Стрелы пускали чудины, прячущиеся за бортами корабля, но даже если бы противники и заметили их, одетых в волчьи и медвежьи шкуры, то приняли бы скорее за косматых грозовых духов, облачных спутников пламенеющей богини.

Молнии, сорвавшись с пальцев богини Торгерд, полетели во вражеское войско, прочерчивая в воздухе множество огненных дорожек, и ударили в щиты Иггвальдовых людей. И первый ряд прогнулся — очень вовремя прогремел гром, — викинги невольно отшатнулись, ожидая удара огромной силы. И они его почувствовали!

Тем временем вторая богиня тоже взмахнула руками — и новый поток пламенных стрел прорезал сумерки. Наверху грохотал гром и сверкали молнии, а здесь, внизу, Одд указывал обнаженным мечом на Иггвальда, на случай если тот не расслышал его слов, и тем давал знак к поединку.

Визжали и вопили в диком возбуждении две богини, посылая стрелы огня поверх голов сражающихся, и строй свеев пятился шаг за шагом. Яромила отчетливо различала каждого человека в том или ином войске, но сейчас она не знала их имен, для нее не было там родичей — ни отца, ни братьев, ни вуев или сватьев, а были только свои и враги. Она не помнила, кто такой Одд конунг и что их связывает, — он стал для нее лишь орудием, с помощью которого она расправлялась со своим врагом. Из ее груди изливалась неистовая сила, она видела окрашенный пламенным светом мир, и казалось, будто сами глаза ее источали молнии; она забыла себя и перестала быть собой, превратившись в дикое стихийное существо, не имеющее человеческих чувств и привязанностей, наполненное только жаждой мести за причиненную обиду.