Огнедева - Елизавета Дворецкая

Девушки и молодухи поначалу опасливо косились на недавних врагов и разорителей, но клятвы мира есть клятвы мира, особенно в светлый праздник, и понемногу привыкли и начали улыбаться.

— Повывела у нас женихов Марена-матушка! — с вздохом сказала Снежица, вспоминая, надо думать, Братоню. — Ну да что же теперь — и трава не расти? Если этих не брать — на всех не хватит, а ведь и русины мужики!

И сами свей и халейги окидывали ее мощную фигуру одобрительными взглядами, глазами и знаками давая понять, что они очень даже мужики и в самый раз для нее!

Все женщины захватили с собой корзины или большие холсты, потому что трав требовалось много. Хозяйки и матери рвали целебные зелия,[23]чтобы насушить их на всю семью на предстоящий год. Девушки и молодежь собирали большие охапки зелени для украшения дома и прочих построек. Прямо на поляне сплели огромный венок из разных трав и цветов, и каждый по очереди пролез через него, чтобы весь год быть здоровым. Кто хотел, тот плел себе маленький веночек, который хранился весь год как оберег от болезней; многие плели большой венок из девяти священных трав и вешали его в доме для той же цели.

Домой возвращались с песнями и огромными охапками зелени. Все уже шли с венками на голове и на груди, подпоясанные жгутами из травы и цветов, веселые, румяные. Дома венки повесили на рога коровам, у кого они были, у дверей, окон и ворот и особенно щедро натыкали во все щели полыни — оберег от русалок, которые сегодня, перед своим уходом из земного мира, могли натворить бед.

Пришла домой и Дивляна с младшими братьями и сестрами, привела с собой Вольгу, тоже в венке, сплетенном ее руками. Одду несколько молодых женщин во главе с Хвалинкой тоже поднесли пышный венок, и он принял его с улыбкой и благодарным поклоном, хотя на самом деле надеялся получить сегодня цветы из других рук. Конунг и теперь продолжал всматриваться в стайку ладожских красавиц, выискивая свою богиню Торгерд. Отсутствие Яромилы тревожило его все больше — без нее праздник наполовину потускнел. Чем дальше шло веселье, тем больше росло разочарование Одда.

Но вскоре он заметил, что к дому воеводы стали собираться люди. К дверям подвели коня, светло-серого, почти белого. Грива его была увита цветами, круп украшали цветочные жгуты, красная попона была обшита ярко начищенными медными бляшками, подвесками и бубенчиками.

Вот двери открылись, весь народ закричал… Милорада и еще две женщины в таких же, как у нее, головных уборах с рогами — это были Велерада и Солога, другие ладожские «Макоши», — вывели из дома девушку. Одд узнал ее только по росту — а еще по тому, как сильно забилось сердце при виде этой странной фигуры. Девушка была с головой укрыта большим покрывалом из белого шелка, из-под которого едва виднелись подолы красной исподки и белой верхницы, а поверх покрывала ее глаза были завязаны широким красным поясом — мужским, позаимствованным у братца Доброни, как у недавно женившегося и счастливого в браке.

Лады дочь величаем, Лелю встречаем!

— закричал Домагость, и народ завопил, замахал своими венками и цветами.

Мила да пригожа, до Ирья восхожа!

Со телом белым, с волосом длинным,

С распущенными рукавами,

Со бурливыми водами

Землю лелеющу, цветами сеющу,

Ярилино семя, легкое бремя!

Рукава у нее и впрямь были длинными, до самой земли, и тоже обшиты бронзовыми бубенчиками. Не ступая на землю, она ждала, пока к ней подведут коня, а потом поднимут на руки и посадят в седло. Под восторженные крики и пение две девушки — Оленица и молоденькая чудинка Ельма — повели по Ладоге коня с сидящей на нем Лелей, и вся толпа повалила за ними.

Конь шел шагом — под покрывалом, ничего не видя из-под повязки, держась за гриву через длинные рукава, Леля с трудом могла на нем усидеть. А ездить предстояло долго. Нужно было обойти всю Ладогу, от Велеши до Извоза, посетить все источники, ближние поля и жальники. Сама богиня обходила «белый свет», принимая дары и восхваления, благословляя землю и людей и тем обеспечивая им благополучие на весь предстоящий год. Чуть ли не у каждой связки изб[24]шествие останавливалось, на земле расстилали новую овчину, Лелю снимали с коня, ставили на шкуру, предлагали ей еду — вареные яйца и молоко. Она принимала дары и отпивала немного молока под покрывалом.

— Сыта ли ты, Лелюшка? — спрашивали ее хозяйки. — Довольна ли?

Она кивала в ответ — подавать голос ей, как видно, было запрещено. После этого женщины и девушки вставали в большой круг и с поднятыми над головой руками трижды обходили ее, притопывая и распевая песню, прославляющую красоту Лели и ее дары. Сама она в это время плясала в середине на овчине, размахивая рукавами, и звон ее бубенчиков вплетался в общее пение. Потом Лелю снова сажали на коня и шествие двигалось дальше. Песни пелись свадебные — о том, как Красно Солнышко ждет свою невесту и о том, как она едет к нему через леса дремучие и горы высокие.

Многие из варягов следовали за богиней в толпе ладожан, в том числе и Одд. Глядя, какие почести ей воздают, он понял, что той ночью, когда посмел обнимать ее, очень сильно рисковал. Дочь Домагостя для местных жителей — воплощение юной весенней богини, ее чистота — залог их благополучия. Он, чужак, дерзнувший посмотреть на нее как на женщину, мог дорого заплатить за покушение на эту чистоту. Но даже сейчас, когда взгляду был доступен только кончик ее косы, видный из-под покрывала, или ступня в нарядно расшитом кожаном поршне, Одд по-прежнему знал, что на этом белом коне сидит не богиня, а живая девушка. Эти божественные почести мешали ему приблизиться к ней, но отступать он не собирался. Если она богиня, то разве в нем не живет бог Высокого Огня?

В конце концов шествие остановилось на Дивинце. У подножия Лелю снова сняли с коня и на руках занесли на вершину. Там ей опять расстелили овчину, она села, а перед ней поставили большой медный котел, по случаю праздника начищенный и сияющий, как настоящее солнце. Хорошо, что у Лели были завязаны глаза, иначе она могла бы ослепнуть от его блеска. Девушки, тоже нарядные и убранные цветами, стали подходить к ней и выливать в котел воду, взятую из семи разных источников, а потом все, кто хотел, побросали туда разные мелкие вещи — колечки, пуговицы, застежки, подвески, у кого что было. Женщины встали полукругом за спиной Лели. Все, кто бросал, столпились вокруг. Женщины запели:

Благослови, Леля, нам перстни затресть,

Ой, Лели-лели!

Нам перстни затресть, нам песни запеть!

Ой, Лели-лели!

А чей перстенек, тому и песенка,

Кому вынется, тому и справдится!

Люди стали по одному подходить, а Леля, все так же с завязанными глазами, вынимала из котла одну вещь. Женщины пели, и в их песне владелец вынутой вещи слышал свою судьбу: богатство и здоровье, свадьбу, если молодой, приплод скота, урожай, хороший улов, рождение детей, если уже имел семью и свое хозяйство. Предсказания получались в основном добрые, и люди расходились довольные, отвесив Леле благодарственный поклон. — Она отвечала благосклонным кивком. Время от времени ее снова угощали, спрашивали, довольна ли она, и она снова кивала.