Школяр - Дмитрий Таланов

Мета стояла к нему так близко, что Филь вдруг, без малейшего всплеска, булькнул и утонул с головой в её зеленых глазах. Пока он шел ко дну, Ёлка испарилась из его сердца, не оставив по себе воспоминания. Вынырнув, Филь хватанул воздуху и сбивчиво произнес, старательно скрывая, что с ним только что произошло:

— Ну, раз ты просишь, обещаю. Только смотри, если тебе не понравится, сама будешь виновата!

Она радостно улыбнулась и потащила его за собой, догоняя ушедших вперед. Процессия сделала короткую остановку на Башенной площади для обсуждения, стоит им отправиться по дормиториям или для начала поискать чего-нибудь съедобного в трапезной.

Победила трапезная. В ней было пусто, сумрачно и холодно, как во всей Алексе. Масляная лампа, стоявшая на одном из столов, освещала сиротливую горбушку хлеба и ополовиненный кем-то чан с квашеной капустой. В капусте посверкивали кристаллики льда.

Якоб выскочил из кухни, держа в руках другой чан.

— Э, я вас тут уже заждался! Доброго нет, только постное, но ничего, завтра из деревни приволоку, всё одно солдат кормить. А пока я вам тюри накрошил с луком, капусты туда покидаете, и будет вам ужин! — Он убежал обратно.

Сев за стол, Анна сдернула шапку и повела носом в сторону тюри.

— М-да… Не достигнув желаемого, сделаем вид, что желали достигнутого. Сегодня в дормиториях будет смердеть. Где наши ложки, Якоб? — шевеля пальцами, крикнула она в сторону кухни. — И сделай нам, пожалуйста, баню, а то от нас несёт потом, как от твоих лошадей!

Едва все расселись, Якоб снова выбежал из кухни с подносом ложек, вилок и ножей.

— Баня будет, — заверил он, — а лошадки впрямь заснули, едва я их завел. Спят так, что храпят, аж всех кошек перепугали! Завтра я их возьму и с мужичками привезу ваши сундуки, не беспокойтесь, и ту стаю мы проредим, нечего им тут шастать. Хорошие лошадки, бегут хорошо и волков не боятся!

Мета, сидя напротив Анны, наклонилась вперед и тихо сказала:

— У тебя кровь под ногтями, иди сполосни.

— Моя или волчья?

Разглядывая ногти, Анна пошла на кухню. Якоб тоже хотел вернуться туда, но Ян вскочил с места и силой усадил его на скамью.

— Нет уж, приятель, сегодня ты сидишь с нами, вместе шкуру спасали. Бери ложку!

— Дык… Я… Непривычно как-то, — покраснел конюх, но было видно, что он крайне польщен.

Притулившись на скамье рядом с Филем, Габриэль сидела тихо и неподвижно и смотрела прямо перед собой. От её вида ему сделалось не по себе. Ему казалось, что все глядят на неё, и он спросил первое, что пришло ему в голову:

— А Анна… она часто бывает такая?

Мета стрельнула в него глазами, отчего его сердце подпрыгнуло к горлу.

— Её надо всего лишь не доводить до этого!

— Она просто рассердилась, — смущенно пробормотал Якоб.

Габриэль уставилась с непонятным выражением на умытую, с чистыми руками Анну, шагавшую к столу в лохмотьях плаща, сквозь прорехи которого проглядывало верхнее платье. Затем она обвела потерянными глазами стол с масляной лампой, горбушкой хлеба, чанами с тюрей и мерзлой капустой. Наткнувшись взглядом на забинтованную руку Яна, Габриэль снова замерла.

— Простите меня, пожалуйста, — прошептала она, склонив голову, закрыла лицо ладонями и громко, навзрыд, заревела.

«Дорогой Като! Ты прав, император совсем не испуган. Испуган я и то, что ты торопился домой, тебя не извиняет. Ты знаешь, что связано с Алексой, и ты оставил там этого сорвиголову на волю всех богов. Молись же им теперь, чтобы ничего не случилось. Я буду молиться с тобой…»

Из личного письма секретаря Клемента,

Архив Императорского Совета, файл «Алекса, год первый»

Прошло пять дней, и переживания от неудавшегося отъезда успели потускнеть.

Анна теперь постоянно усвистывала за ворота кататься на санях. Габриэль, не вылезая с кухни, перенимала рецепты у вынужденной вернуться в школу мадам Багилы. Ян с Метой рассекали верхом по окрестным полям. А Филь полностью погрузился в новые для него ощущения.

На следующее утро он проснулся с ясным осознанием, что влюблен. Бывает, что видишь каждый день какое-то лицо и вдруг открываешь в нем что-то новое. Как приехавшая в Хальмстем Эша в день Большого Катаклизма или как Ёлка с её ямочками на щеках.

Так и Мета в усыпанной снегом соболиной шапке (Филь вызнал у Яна, что это за мех), устремившая на него умоляющий взгляд, повернулась к нему новой стороной. Хотя не очень новой, ведь три года назад, впервые увидев её, он в самом деле хлебнул воды Сенного озера, только это было так давно, что он успел об этом забыть. Он вспомнил о том происшествии только сейчас.

Что Мета красивая, он знал раньше и всегда несколько робел в её присутствии. Поэтому он никогда не искал встреч с ней и по возможности старался её избегать. Что ему делать сейчас, когда это физическое неудобство стократно усилилось и бежать стало некуда, Филь не мог придумать.

Под разными предлогами он то опаздывал, то приходил слишком рано в трапезную и, поев, быстро убегал. На улицу он совал нос, только когда был уверен, что Меты там нет. Ненастье, застигшее их на пути в Кейплиг, закончилось не сразу и два дня Филь просидел в библиотеке. Но это было лучше, чем признаваться Яну, с чего вдруг лицо его друга делается вишневого цвета, когда он встречается с его сестрой.

Филь решил никому и никогда не признаваться в своей любви и втайне гордился этим решением. Это было неудобно, больно и великолепно. Он будет любить её вечно, до самого гроба, чего бы это ни стоило, и завоюет её сердце тогда, когда сможет бросить ей под ноги гору золота выше его самого. Он даже успел предпринять кое-что на пути к этой мечте, когда пятеро «заключенных» получили из Кейплига разрешение воспользоваться голубями воинской почты, коих солдаты привезли аж двадцать.

Силой заставив голову работать, Филь изучил отчет о хальмстемском строительстве, присланный секретарем Клементом, и обнаружил, что архитектор Андреа Триссино медленно, но верно выходит из бюджета. Были это козни Флава, или Андреа снова витал в облаках, как это уже случалось, не имело значения для Филя. Это были его с огромным риском заработанные деньги, и бросать их на ветер он не собирался.

Не мудрствуя лукаво Филь написал Андреа письмо, в котором известил, что знает причину бегства Эши и пригрозил натравить г-жу Фе, если Андреа не одумается. Не имея под руками Ювеналия Петра, Филь выверил текст у Яна.

От госпожи Фе он также получил письмо. Эша, как оказалось, до сих пор пребывала в бегах. Лентола с осени жила в Хальмстеме с мужем и была очень недовольна, что строительство движется медленно. Они переехали туда после того, как её муж, назначенный префектом, заставил солдат Кейплигской стражи ходить на службе только в ногу, и в какой-то момент замковый мост рухнул.