Обаятельная Вера - Диана Машкова

– Иврита не знаю, – объяснила профессор Орлова свою догадливость, – а я Вера Александровна Орлова.

В обычных обстоятельствах Вера еще бы тысячу раз подумала, стоит ли знакомиться в поезде с мужчиной-попутчиком, но сегодня все было иначе. Ей нужен был собеседник, способный отвлечь от тяжелых мыслей. Четыре часа размышлений о намеренном оболванивании и деградации, о людях, погибших в метро, и к приезду в Ярославль она погрузится в безнадежную глухую депрессию.

– Я вам не помешаю? – услышала она сверху голос Виктора Павловича.

– Нет, – задумчиво произнесла она и добавила: – Присаживайтесь.

– Спасибо.

– Вы меня простите, – Вера Александровна все-таки решила объяснить свое состояние и перешла на шепот: – Буквально час назад в метро был теракт.

– Не слышал, – лицо мужчины вытянулось и побледнело, – где?

– «Охотный ряд», по предварительным данным, тридцать восемь погибших. – Вера говорила тихо: ни к чему попусту волновать мирных граждан. Этим сейчас и без нее занимались все без исключения СМИ.

– В вагоне? – одними губами спросил он.

– Нет, на станции. Я чудом в это время не оказалась там, – по выражению лица собеседника Вера поняла, что сейчас последует поток сочувствия, – и не будем больше об этом! Мне нужно отвлечься.

– Конечно, – с готовностью подтвердил он и, немного смущаясь, спросил: – Водки хотите?

– А у вас есть? – удивилась Вера: пьющим этот Кац точно не выглядел.

– Есть. Вез в подарок, – признался он, – сувенир, так сказать.

– Тогда неудобно.

– Прекрасно удобно! – Он тут же вскочил. – Я сейчас.

Вопреки нееврейскому происхождению Виктор Павлович в бытовом смысле оказался человеком знающим и расторопным. Уже через несколько минут на откидных столиках стояли два пластиковых стакана с томатным соком, две рюмки и лежала тарелка с тощими, обернутыми в пленку бутербродами, которые удалось добыть у проводницы вне очереди. Бутылку водки – Вера Александровна узнала фирменную этикетку элитного алкогольного завода родного города – Кац в целях конспирации поставил под кресло.

– Мы с вами земляки, оказывается, – поделилась она наблюдениями.

– Да?! – Виктор Павлович удивленно взглянул на попутчицу и тут же улыбнулся. – Тем более надо выпить!

– Не возражаю, – пробормотала она.

Виктор Кац аккуратно разлил прозрачную жидкость по рюмкам, а бутылку снова сунул себе под ноги.

– За знакомство! – предложил собутыльник Веры и протянул для ритуального соприкосновения свою рюмку.

На мгновение Вера Александровна замерла в нерешительности: все-таки доктор наук, профессор, а ведет себя как асоциальный элемент – первый раз в жизни видит мужчину и тут же готова с ним пить. Да еще в поезде.

А что, если их застукают за этим занятием и сдадут по прибытии в Ярославль в ближайшее отделение? Вот будет сенсация местного масштаба. Пойдут статейки в газетах: «Профессоршу института, прибывшую на научную конференцию, сняли с поезда Москва – Ярославль в невменяемом состоянии. Заслуженный преподаватель, доктор филологических наук пила в компании случайного попутчика...» А ведь Вера даже не знала, чем занимается ее попутчик.

– Скажите, – торопливо спросила она, спасая свою рюмку от рокового соития, – чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я – писатель, – сообщил Кац почему-то без гордости.

– Да?! – Рюмка Веры Александровны вернулась на исходную позицию: «В компании случайного попутчика, известного российского писателя» звучит хорошо. – Но что-то я не могу припомнить ваших книг.

– Пишу под псевдонимом, – уклончиво объяснил он и торопливо тукнулся о рюмку Веры своей, – давайте выпьем! Потом расскажу.

Вера решительно – одним глотком – проглотила водку, запила ее томатным соком и уставилась на собутыльника вопросительно. Случайное знакомство, как и скорость поезда Москва – Ярославль, определенно стало набирать обороты.

– Рассказывайте, – потребовала она, уже совершенно забывшись и сгорая от любопытства. Лучшей терапии для нервов преподавателя литературы, чем встреча с живым писателем, придумать было нельзя.

Нельзя сказать, чтобы Вера относилась к современной литературе с большим пиететом, – напротив, полагала, что многим авторам не мешало бы оплачивать воздержание, а не плодовитость, как делают это издательства. Но читала, конечно, много. Иначе, как бы она могла судить и высказываться на тему современного литературного процесса?

Одним словом, из выстроившихся в длинные ряды на полках книжных магазинов авторских серий Вера Александровна дегустировала практически каждую. И, разумеется, с разным успехом. А теперь ей было любопытно, относится писатель Кац к категории ее любимчиков или, напротив, принадлежит к тем ребятам, над которыми она время от времени бессовестно потешалась в присутствии своих же студентов. Стыдно за глаза людям косточки мыть – с этим сложно поспорить. Но большую часть цитат профессор Орлова оставляла без комментариев: просто читала абзац из романа. Студенты, если они не пропускали занятий по стилистике и были не лишены художественного вкуса, сами понимали, где нужно смеяться. Ведь учиться интересно не только на примерах «как должно быть», но и на вариантах «как не надо делать». Живее усваивается материал.

– О чем? – Кац сделал невинные глаза и снова полез под кресло за водкой.

– О вашей писательской карьере! – Терпению Веры недолго осталось жить: женское любопытство, помноженное на литературную жадность филолога, изводило ее.

– Еще по рюмке, – повел Кац нечестную игру, все-таки оправдывая двойную сущность своей фамилии, – и тогда расскажу.

– Ладно! – согласилась Вера, чтобы не терять впустую время на споры.

Они снова выпили, – теперь Вера закусила бутербродом с сырокопченой колбасой, прожевать которую могли только стальные челюсти, – и Виктор Павлович огорошил ее во второй раз за вечер.

– Я пишу порнографическую прозу.

– Что?! – захлопала профессор Орлова глазами, давясь бутербродом. – Совсем?

– Что значит «совсем»? – Кац рассмеялся. – Поясните свою мысль.

– Поясняю, – все еще не в силах прийти в себя и торопливо глотая, затараторила Вера, – сюжет построен исключительно на сексуальных похождениях героев, контекст должен возбудить читателя, а движущая сила литературного персонажа, если его так можно назвать, за-ключается в вожделении.

– Например? – с любопытством спросил Кац.

– «Телени» Оскара Уайльда, «История Венеры и Тангейзера» Обри Бердслея, у Гийома Аполлинера тоже есть пара романов...

– Понятно, – перебил Виктор Павлович, – но все, что вы перечислили, я не считаю порнографической литературой высокого качества. Несмотря на именитое авторство. А Бердслею вообще не стоило писать: лучше бы занимался своим делом. Графика и иллюстрации у него отменные.