Дружелюбные - Филип Хеншер

– Пообещайте мне кое-что, – сказал Лео Спинстер. Казалось, он хотел держать себя в руках и заранее отрепетировал этот разговор, и это, бесспорно, давало ему преимущество. Ей тоже случалось так делать, но не в этот раз. – Обещайте, что никогда, никогда не напишете подобного письма мужчине, если, конечно, не помолвлены с ним. Это пылкое, страстное… это очень красивое письмо, Аиша…

– Ну что вы…

Лео поставил в ряд три прилагательных, которые никому не пришло бы в голову употребить даже по отдельности. Нет, он явно готовился.

– …Но это не дело. Совсем не дело. Простите, но я не хочу, чтобы в будущем вы повторяли ту же ошибку. Хорошо?

– Да, – ответила Аиша.

В тот вечер, перед тем как лечь спать, она записала в своем дневнике лишь то, что прикорнула на диване в обед. И видела странный сон про тетю Садию и дядю Мафуза. В ее сне они преподавали в Оксфорде, поведала Аиша дневнику.

7

В последнюю оксфордскую субботу Лео за ним прибыли добрые христиане Эдна и Кит, и всякий, кто видел, как они спускали по лестнице коробки с вещами, мог принять их за его родителей. Он уже ждал их. Кит оставил в привратницкой сообщение, что они приедут в десять или в пол-одиннадцатого: то есть Лео худо-бедно восстановил полный текст из краткого пересказа усталого привратника. Добавил «если не будет пробок» и «если найдем поблизости свободную парковку», которые привратники слышат по сто раз на дню. Он упрекал себя за это дурацкое свойство додумывать за других. Затем Лео предположил, что Кит все же решит избежать утреннего часа пик и выехать пораньше. С половины восьмого он сидел у окна, выходившего на двор, и выглядывал их, сомневаясь, узнает ли, хотя отец и сказал, что они встречались в Шеффилде.

В половине десятого Лео заметил Эдну и Кита. Он так и не припомнил, чтобы видел их раньше, но, наблюдая за поведением новоприбывших, ошибиться было сложно. Они топтались в будке привратников, пока один из них, молодой, не указал на лестницу, ведшую в комнату Лео. Эдна надела шерстяное пальто цвета мандарина, аккуратно и бережно носившееся по меньшей мере лет пятнадцать, и выходную шляпку; на Ките был костюм. Это Эдна живо устремилась по самому короткому пути до комнаты Лео – а привратник тут же вышел из комнатки и окликнул его. Полдюжины студентов, болтавшихся у доски объявлений, наслаждались зрелищем – Эдна всплеснула руками и засеменила по траве, – гадая, чьи это родители, которые еще и явились одними из первых.

Лео ощутил ужас и стыд, но в то же самое время почувствовал, что он здесь чужой, пожалел этих добрых людей. С Оксфордом его больше ничто не связывало: здесь ему не нашлось места, и даже Бодлианская библиотека перестала быть просто вместилищем книг и таила в себе ужасы. Он попытался, но не смог. И дом, опять же. Некогда его связывали узы дружбы и обязательства. Он считал себя и Кита с Эдной, которая, несмотря на мандариновое пальто, жила по соседству, чуть дальше по улице, людьми одного круга. Теперь же Лео не был в этом уверен. Ужас и стыд, волной захлестнувшие его, отчасти породил Оксфорд: еще три месяца назад он бы не почувствовал такого или почувствовал, но не с такой силой. Лео понял, что и Шеффилд ему чужой. Всякий, кто приехал бы за ним оттуда, явил бы миру такую же шляпку, такой же костюм.

Но где же ему обустроиться? Ответ пришел сразу: в Лондоне.

В ту минуту, когда Эдна и Кит постучались в его дверь, Лео поддался самому худшему в себе: снобизму и холодности, стыду за себя самого и за спесь других студентов, бестактности и неблагодарности. В какой-то момент в то утро он ощутил, что готов сказать: «Спасибо большое за беспокойство – я очень вам благодарен, и мои родители, уверен, тоже». Затем его интересовало лишь то, что рядом окажется кто-нибудь из тех, кто и так презирает его. Он без труда представлял эту сцену. Противоречивость и жестокость его собственного «я» навалились на него, точно рухнувший шкаф. Искушение проявить самые худшие качества посетило его до приезда Эдны и Кита так, чтобы он успел очистить мысли. Они – славные люди, нарядились во все лучшее и так хотят помочь ему. И думать о них следует только так.

Он предложил им кофе; они стояли, улыбаясь и оглядываясь по сторонам.

– Какая симпатичная комната, – заметила Эдна. – Тебе повезло.

– Ни Эдне, ни мне не приходилось бывать в Оксфорде, – добавил Кит. – Тут красиво, даже в такую погоду.

– О, так вам надо приехать и посмотреть его как следует! – воскликнул Лео. – Я покажу его вам в любое время.

– Это так любезно с твоей стороны, – произнесла Эдна.

Лео и вправду общался с ними как будто свысока, чего ему вовсе не хотелось.

– Не знаю, помните ли вы нас, – сказал Кит. – Много лет назад я работал с твоим папой. Мы всегда очень хорошо ладили. Было здорово увидеться с ним снова: он совсем не изменился.

– Кит всегда говорил, что среди докторов он был самый веселый, – поддакнула Эдна. – Таких, как твой отец, зовут затейниками.

– Это у него спина шалит? – спросил Кит. – Мерзкая штука, по себе знаю. Не верю я в постельный режим и все такое. У меня раз тоже прихватило, так я терпел и работал. В первый день тяжко, а на третий – вполне можно жить. Когда твоя мама рассказала, что случилось… Видишь ли, мы с Эдной христиане и верим в добрые дела с улыбкой.

На Лео нахлынула волна смущения; чайник вскипел, и он завозился с чайными ложечками и пинтой молока. Поскольку все было запаковано, он понадеялся, что гости не захотят сахара. Не захотели. (Эдна, правда, заколебалась.)

Пора было и закругляться, и через пять минут они стали сносить коробки вниз. Мимо Эдди, стоявшего в дверях своей комнаты: он воззрился на Эдну, которая несла крошечную картонку: вся женственность, трепет и хрупкость. Мимо пахнущей яйцами Люси, стоявшей у привратницкой с родителями: разодетыми мужчиной и женщиной ростом под метр восемьдесят: он с кустистыми седеющими бровями, она похожа на виконта Уайтлоу из Консервативной партии в женском платье. Гребцы прервали драку на первом этаже, увидев Лео с Эдной и Китом, и принялись комментировать. Кажется, ни тот ни другая не замечали этого: Эдна увлеченно рассказывала, что ей почти нравится, когда Кит на работе и не мешает уборке. В какой-то момент он увидел Три. Она спускалась по лестнице напротив в сопровождении полной рыжей женщины с испуганным лицом и громким заученным тоном говорила:

– Ну почему бы нам не вы-ыехать раньше одиннадцати – больше я ничего не прошу, мам!

Еще пару месяцев назад голос и выговор у нее были совсем другими. Она посмотрела прямо сквозь Лео, окинула взглядом Эдну и Кита и отвернулась, точно он опозорил такими родителями не только себя, но и их всех.

Лео униженно произнес:

– Не знаю, как вас благодарить за то, что пришли на выручку.

Но Кит его не услышал. Из комнаты для писем вышел Том Дик со своими пафосными дружками.

– Это ведь Том, да? – спросил Кит. – Здравствуй, Том.

Том Дик уставился на них: им удалось завладеть его вниманием. Кажется, узнал он их не сразу.