Корректировщик. Где мы – там победа! - Георгий Крол

В приемной перед кабинетом находились несколько старших офицеров в генеральских и адмиральских званиях. Не знаю, сколько ожидали они, но меня пригласили войти уже через несколько минут. Сталин стоял у окна. На диване у стены сидели полковник Доценко, Кит, Мишка и… Ольга.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, лейтенант Яковлев по вашему приказу прибыл.

Сталин махнул мне рукой, мол, расслабься. Интересно, он ведь мне сейчас левой рукой махнул? Она же у него вроде не разгибается, с детства повреждена, в локте. Это Ольга так поработала, что ли? Да и выглядит он моложе и крепче, чем на тех фотографиях, которые я помню. Точно, Ольга. Во дает! В этот момент моя «сестричка» вскочила с дивана и бросилась меня обнимать. Я так удивился, что с минуту стоял, не зная, как на это реагировать. А Сталин с интересом наблюдал за нами и посмеивался. Наконец я опомнился и тоже обнял Ольгу.

– Привет, светило медицины.

– Привет, Юл. Как я рада тебя видеть. Мы уже боялись, что ты неудачно «прыгнул» и с тобой что-то произошло.

Угу, похоже, я прав, и Кит с Мишкой о своих перемещениях туда-сюда не распространяются. Иначе она бы не волновалась. А то, что Оля действительно переживала, заметно вполне отчетливо. Сталин указал на меня трубкой.

– Видите, Ольга Васильевна, все с ним в порядке. А вы все винили нас в невнимательности.

Она повернулась к нему:

– Вижу и готова извиниться. Но кто же мог подумать, что временные рамки настолько широки.

Все, я больше ничему не удивляюсь. Если наша медичка заговорила как сотрудник института физики…

– Вот и хорошо, доктор. Вы можете вернуться к работе. Со своим братом встретитесь позже, а сейчас нам предстоит много дел, вы уж извините.

Мы попрощались, и Ольга, снова обняв меня перед выходом, ушла. Ее место заняли командиры, раньше сидевшие в приемной. В лицо я узнал только Кузнецова, но фамилии были мне знакомы. Офицеры расположились вокруг стола, и Сталин обратился ко мне:

– В первую очередь мы должны вас поблагодарить. За спасение линкора «Севастополь», а значит, и всей операции. Как оказалось, мы многого не учли. Должен сказать, что, по моему мнению, Генеральный штаб начал слишком полагаться на данные наших гостей, и это неправильно. Их послезнание не гарантирует от ошибок, и мы в этом уже несколько раз убеждались. Но последняя ошибка могла слишком дорого стоить, так что еще раз спасибо. Тем не менее ваша информация будет полезной, поэтому прошу.

Я подошел к расстеленной на столе карте и начал рассказывать. По ходу моего рассказа командиры делали пометки как на карте, так и в специальных секретных тетрадях. Почему я знаю, что они секретные? Так у нас в училище тоже такие есть. Их выдают под роспись, только на время занятий и самоподготовки. Каждая тетрадь прошита и опломбирована, страницы пронумерованы, так что ни одной вырвать нельзя.

Когда я закончил, была половина второго ночи. Я устал как не знаю кто, да еще и охрип. Остальным тоже пришлось несладко. Много раз к моему докладу присоединялся Мишка, уточняя данные тех наступательных операций, которые или обеспечивали десант, или являлись основной целью его высадки. Пару раз выступал Кит, и только полковник Доценко сидел молча и улыбался. Я не совсем понял, чему и почему, но это потом. Или сам расскажет, как про деда, или ребят расспрошу.

После окончания доклада еще некоторое время шло обсуждение. В три часа ночи совет закончился, и командиры ушли. В кабинете остались только мы четверо. Сталин прохаживался возле окон, мы сидели на стульях возле стола.

– Это очень интересно, товарищ Яковлев. Особенно Стамбул, – он с упреком посмотрел на Мишку, и тот виновато заерзал, – и Пенемюнде. Про ракетный исследовательский полигон мы знаем, но заниматься им пока рано, нужно дать фон Брауну закончить работу. По нашим данным, это займет еще два или три месяца. Вот потом и отправим десант. Только надо проработать детали так, чтобы максимально сократить потери. Две трети лучших из лучших – это слишком. Вот этим вы и будете заняты в ближайшее время. Вместе с товарищами Дубининым, Вязиным и другими специалистами. Руководить вашей группой будет полковник Доценко. Георгий Валентинович, временно вы передадите должность заместителя командующего ВДВ подполковнику Маргелову. Он уже зарекомендовал себя как человек, который с этой работой справится.

Сталин остановился перед столом, и мы встали, понимая, что совещание закончилось. На прощание он пожал нам всем руки, и мы вышли. В приемной меня остановил секретарь:

– Минуточку, товарищ лейтенант. Принято решение, что на время пребывания в Москве вам будет выделена служебная квартира. Пожалуйста, получите ордер.

Он протянул мне пачку бумажек, но взял ее Егор, ну, полковник Доценко.

– Спасибо, Александр Николаевич, я сам этим займусь.

Похоже, они были неплохо знакомы, так что секретарь с улыбкой кивнул и снова сел за стол. А мы вышли во двор, где нас уже ждала машина. По дороге завязался разговор. Начал его наш новый начальник, сказав, что с моей квартирой он разберется быстрее. Во-первых, бюрократии все еще многовато, а я вряд ли к такому привык. Ему ребята про нашу жизнь много рассказали. Во-вторых, его знают. Опять странность. А он к какой жизни привык? В 98-м уже все было более-менее устроено или я опять не прав? Потом я вспомнил, о чем хотел спросить.

– Егор, а этот полковник, секретарь – это Поскребышев?

– Да. Замечательный мужик. С виду такой себе дядечка, а голова работает, как Дом Советов. Все знает. Да и личной смелости не занимать. Его жену арестовали в 39-м. Он полгода всех вокруг доставал, что это ошибка. И Берию, и следователей, и самого Сталина. Отпустить ее тогда не отпустили, но хоть содержали в нормальных условиях. А потом пошла волна реабилитаций, и ее освободили. Причем «за отсутствием состава преступления», то есть без всякого поражения в правах. Тогда ведь многих освобождали с оговорками, люди и такому радовались. Только сейчас заканчивается окончательный пересмотр дел и у большинства снимают последние ограничения. Так вот.

Да, одно дело читать о репрессиях 1937–1939 годов, а другое самому видеть людей, которые от этого пострадали. Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Меня высадили первым, а остальные поехали дальше. Ложиться спать в начале пятого утра это, конечно, нонсенс, но я лег и проспал до десяти утра. Остатки хлеба слегка зачерствели, так что я отправился завтракать в ресторан гостиницы. Вот на выходе из нее меня и встретил сержант в синей фуражке с малиновым околышем. Вручил мне конверт, и ушел. В конверте была записка, где меня приглашали в Управление НКВД по делу о бандитском нападении в парке ВСХВ. В подходящее для меня время. Указывались дни и часы их работы. Все. Оригинальная повестка, ничего не скажешь.

Прикинув, я решил сходить сейчас. Кто его знает, что будет дальше. Сообщил регистраторше, где меня искать в случае необходимости, и отправился выполнять гражданский долг. На входе в Управление предъявил удостоверение и записку-повестку. Мне указали номер комнаты, и через десять минут я сидел перед майором-следователем. Он еще раз проверил мои документы и достал из сейфа дело.