Альфонс нечаянно нагрянет - Маргарита Южина

Старушки, может, и знали, как полагалось в старину, но сесть за стол и выпить не отказались, мигом успокоились и прытко потрусили выбирать себе местечки рядом с красной икрой.

Гости шумно задвигались, усаживаясь за столы, сосредоточенно опечалились, мужчины потянулись к бутылкам, а женщины, с искаженными от горя лицами, шумно заработали ложками, ковыряясь в салатах.

Люся и Василиса очутились рядом с Моникой, поэтому сразу же пустились в расспросы.

– Это кто такая? – шепотом спросила Люся, кивая на активную женщину.

– Это же Наташка! Наташка-сикарашка! Леркина подруженция по подъезду. А то, что она скачет тут, будто самая главная, так это у ей от жадности. Она же ж деньги никогда не даст, лучше глоткой отработает, вот и лезет в глаза. А я все равно Лерке потом скажу, что Наташка даже на венок не сбросилась, – на весь стол объяснила Моника.

Наташка, вероятно, услышала нелестные отзывы, потому что вскочила и принялась говорить какие-то теплые, слезливые слова о том, какого замечательного сына вырастила Лера и как много мир утратил с его гибелью.

Эта речь вызвала приступ рыданий у самой Леры, она уткнулась лицом в ладошки и заревела в голос. Гости сначала терпеливо ждали, пока хозяйка немного успокоится, но та не могла остановиться. Тогда стали раздаваться тревожные советы:

– Господи, ну неужели нельзя было на поминки медсестру пригласить?

– У нас есть в подъезде медичка, а чо толку? У ей все одно никаких лекарствов не быват, токо один шприц. Так тому шприцу, почитай, лет десять, она всему подъезду токо им уколы тыкаит – и людям, и собакам, и даже Кольке-чучелу, а он вовсе идиёт, завсегда с крысами проживат!

– Слушайте, а может, ей того… клофелинчику налить?

– Вы чо-о-о? Совсе-е-ем? Да вы знаете, чо такое клофелинчи-и-ик? Его же надо знать как разводить! И потом, он разный бывает! Мы вот в молодости работали, так одна своему клиенту этого клофелинчика бухнула, и все – коллапс! А такой мущщина был! И с деньгами всегда! Вы у меня спросите, я-то знаю, столько клиентов пропустила-а-а…

– Чо, блин, чокнулись?! Надо просто на нее водой брызнуть! Томка, давай, у тебя хавальник здоровый…

Кто-то брызнул, кто-то нещадно отхлестал несчастную по щекам, кто-то сунул вонючее лекарство в рот, общими усилиями успокоить Леру удалось. Но ненадолго. В молчаливой паузе, дождавшись звездного часа, звонко взвыли старушки-плакальщицы и свели всю успокоительную работу на нет. Так продолжалось много раз. В конце концов к горю матери притерпелись, и пока она рыдала в ладошки, гости самостоятельно себя обслуживали и развлекали.

– Люся, пойдем домой, не могу я, – не выдержала Василиса. – И Леру с собой заберем, посидит у нас, отплачется, ну что за издевательство?

– Нельзя так… – с сожалением произнесла Люся. – Да и не уйдет она. А ты тоже – чего по сторонам зря глазеешь – Монику тряси!

Моника «тряслась» весьма охотно. Она нашла благодарные уши и теперь после каждой рюмки склонялась к Василисе и громко докладывала:

– Нет, ты погляди! Молодежь ничем не прошибешь! Глянь – на поминки пришли, а Ирка Вадьку так за коленку и щупает, так и щупает! Ну девка! Точно тебе говорю – утащит его в загс! Ой, а бабки-то, соседки, как стараются! Так и воют, так и воют! Видать, хорошо им заплатили. Интересно, сколько сейчас плакальщица стоит? Нет, у меня, слава богу, все живы, но вот соседка внизу живет, вредная такая, зараза! Все никак помереть не может, боится, что не похоронят как следует. Я вот думаю, может, ее еще при жизни того… отплакать… так, на всякий случай, чтоб не сомневалась, потом-то ей все равно фиг докажешь. Просто сделать человеку приятное… Нет, как стараются, а? Прям камерный хор! Видать, полгода репетировали. Это они беду и накликали… Эй!! Бабуси!! Хватит сердце драть, больше не заплатят!

Василиса уже слышать не могла этот ор в ухо. Однако профессионализм обязывал.

– А кто эта женщина? – снова склонилась она к Монике. – Да нет, не та, а вон, которая с посудой бегает?

За гостями и в самом деле ухаживала хмурая, молчаливая женщина. Она ловко убирала пустую посуду, ставила горячее и то и дело меняла пустые бутылки на полные. Помогала ей симпатичная девчонка.

– Эта, что ли? – развалилась на стуле Моника. – Так это ж Танька! Ну я тебе рассказывала, мы еще в девках дружили, а рядом дочка ее… Танька!! Чо в магазин не заходишь?! Я ж говорила, чтоб приходила, а ты не зашла ни разу!! Я спрашиваю – чего не зашла-то?!

Татьяна только отмахнулась и ушла в кухню.

Пока Василиса выдаивала сведения у словоохотливой Моники, Люся на правах старой знакомой перебралась к Ирине и ее другу Вадику, подсела к ним сразу же, как только очередной гость вышел покурить.

Парень был скромный, на передний план не выпячивался, но чувствовалась в нем какая-то надежность и внутреннее благородство. Он один не лез с радостной улыбкой в фотообъектив, один он не требовал: «Еще по стопочке?! Что-то засыхаем!», и Люся вдруг поняла – а Ирочка-то вовсе и не дура, за таким-то Вадиком она как за каменной стеной. В отличие от этой самой Ирочки, которая быстренько захмелела от первой же рюмки и пыталась виноградной лозой обвить шею парня, он был одним из тех немногих, кто помнил, где находится. Среди всеобщего оживления ему до сих пор удавалось сохранять грустное выражение лица. Люся даже всерьез подозревала, что для него гибель Михаила стала серьезной утратой. Хотя… ей нравился и тот длинный, тощий парень с глупым, наивным выражением глаз, кажется, Толик – не способен такой человек на убийство. Так, во всяком случае, казалось Люсе. Однако с ним надо было еще пообщаться, а пока она решила завязать разговор с Вадиком.

– Вас, кажется, Вадимом зовут? – негромко спросила она парня.

Тот сначала даже не понял, что обращаются к нему, он отцеплял руки подружки и шепотом вразумлял хмельную девицу:

– Ирочка, ну как ты не поймешь – не время сейчас! Тут такое горе, а ты с ласками… Надо же держать себя в руках! На кой черт ты тогда сюда приперлась?

Люся снова окликнула его:

– Молодой человек, вы, как я понимаю, Вадим?

Теперь тот заметил женщину и повернулся к ней:

– Да, а мы с вами знакомы?

– Нет, я просто почти всех здесь знаю, а вот вас…

– Меня Вадимом зовут, Мишка другом мне был. И по институту, и так… – Парень увел глаза в сторону и подавил тяжкий вздох. – Хороший был мужик… настоящий… Я ведь в науках не сильно рублю, все только зубрежкой, столько сил уходило, а он… Он так объяснять умел!.. Разложит все по полкам, а ты только удивляешься, как это сам не допетрил! Как теперь без него…

Тут вклинилась Ирочка. Она неприлично громко фыркнула, сдув со стола парочку салфеток, и тоном царской фаворитки заметила:

– Да Мишка и сам ни хрена не фурычил! А тебе теперь будет помогать… мой папочка! Уж ради собственной доченьки он любого недоумка в академики выведет! И еще тебе не надо будет горбатиться по ночам!