Барон Унгерн - Андрей Жуков

Были ли в Белом движении офицеры или генералы одного психологического типа с бароном Унгерном? Из сотен фамилий старших офицеров белой армии вспоминается прежде всего полковник, позже генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский. Как и барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг, убежденный идейный монархист Дроздовский резко выделялся на фоне остальных офицеров Добровольческой армии, сражавшейся с большевиками на юге России.

Один из офицеров полка Дроздовского, В. Кравченко, рисует портрет своего командира, который даже в мелочах, в деталях оказывается удивительно схожим с портретом Унгерна: «Нервный, худой полковник Дроздовский был типом воина-аскета: он не пил, не курил, не обращал внимания на блага жизни. Всегда — от Ясс и до самой смерти — в одном и том же поношенном френче с потертой георгиевской ленточкой в петлице. Из скромности он не носил самого ордена. Всегда занятой, всегда в движении. Трудно было понять, когда он находил время даже есть и спать… В походах верхом, с пехотной винтовкой за плечами, он так напоминал средневекового монаха Петра Амьенского, ведшего крестоносцев освобождать Гроб Господень… Полковник Дроздовский и был крестоносцем распятой родины…»

Обратим внимание и на то, что Дроздовский, как и Унгерн, представляется человеком «не от мира сего», героем средневекового рыцарского романа, неведомо как оказавшегося в охваченной революционным пожаром России начала XX века.

… Весну 1917 года есаул барон Р. Ф. Унгерн встречает на Кавказском фронте. Мы не знаем точной даты, когда он оставил 1-й Нерчинский полк и перевелся в 3-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска, стоявший в Персии. Возможно, он перевелся на Кавказский фронт вместе со своим однополчанином по 1-му Нерчинскому полку есаулом Г. М. Семеновым, будущим белым атаманом, куда тот прибыл еще в январе 1917 года. Полк дислоцировался в местечке Гюльпашан на берегу Урмийского озера. Командовал полком Прокопий Петрович Оглоблин, известный Унгерну по самому началу его офицерской карьеры.

3-й Забайкальской отдельной казачьей бригадои, в состав которой входил полк, командовал дальний родственник Г. В. Семенова — генерал-майор Д. Ф. Семенов. Во всяком случае, и Семенов, и Унгерн могли рассчитывать на некоторое покровительство.

В целом войска Кавказского фронта оказались гораздо менее затронуты революционным разложением. Отчасти это объяснялось тем, что основу фронта составляли преимущественно казачьи части. Число дезертиров, бежавших с Кавказского фронта, было минимальным, в частях поддерживалась относительная дисциплина. В сознании многих русских офицеров выстраивалась тогда довольно четкая дихотомия: мятежный солдатский «Север» и боеспособный казачий «Юг». На «Юг» стремились те, кто желал воевать, кто надеялся обрести хотя бы видимость старого порядка. Так, будущий белый генерал А. Г. Шкуро, командовавший во время Великой войны партизанским отрядом, писал, что весной 1917 года «отношения между пехотой и казаками, получившими прозвище «контрреволюционеров», приняли столь напряженный характер, что можно было ежеминутно опасаться вспышки вооруженной междоусобицы». Одна из стычек с группой «растерзанных солдат» чуть было не закончилась для самого Шкуро трагически. По собственным словам, Шкуро почувствовал, что «мне грозит суд Линча разъяренной толпы». От линчевания своего командира спасли спешно вызванные адъютантом Шкуро казаки. После этого инцидента он со своим отрядом решает отправиться в Персию, в экспедиционный корпус генерала Баратова.

Русский историк-эмигрант С. П. Мельгунов в книге «На путях к дворцовому перевороту» упоминает о попытках адмирала Колчака, командующего Черноморским флотом, установить контакты с командующим Кавказским фронтом великим князем Николаем Николаевичем. Последнего при поддержке армий Кавказского фронта и Черноморского флота намеревались объявить то ли верховным диктатором, то ли новым императором. Правда, сведения, сообщенные Мельгуновым в его книге, не находят подтверждения в других источниках, но в данном случае нам это не столь важно. Важно, что до поры части Кавказского фронта рассматриваются как вполне боеспособные и пока не поддавшиеся революционной агитации.

Однако вскоре разложение докатилось и до войск Кавказского фронта — революционная гангрена распространялась с поразительной быстротой. Решение высшего командования о формировании так называемых ударных батальонов, составленных из лучших солдат разных подразделений, только ухудшило ситуацию. В частях оставались солдаты, вовсе не желавшие воевать и не подчинявшиеся никакой дисциплине. Г. М. Семенов и барон Р. Ф. Унгерн решили начать формирование добровольческих частей, набранных из инородцев. Подобные части, по замыслу авторов этого проекта, должны были оказывать психологическое, а в случае необходимости и силовое давление на русских солдат, не желавших нести боевую службу.

Получив разрешение штаба корпуса, друзья принялись за осуществление своего проекта. Г. М. Семенов решил заняться формированием бурят-монгольских частей. Он написал в Забайкалье знакомым ему по мирному времени бурятам, пользовавшимся влиянием в своем народе, предлагая создать бурятский национальный отряд в действующей армии. Унгерн, как вспоминал Семенов, «взял на себя организацию добровольческой дружины из местных жителей — айсаров».

«Айсары», правильнее «айсоры», или «ассирийцы», — древний народ с многовековой историей. Старым москвичам они хорошо знакомы: в сороковые — пятидесятые годы айсоры в Москве занимались чисткой и ремонтом обуви, продажей мелкой фурнитуры. В начале XX века айсоры представляли собой несколько горных племен, живших в труднодоступных районах Турции, Персии и Российской империи. Поскольку айсоры были христианами (правда, они исповедовали христианство несторианского толка), то в мусульманских Персии и Турции они подвергались весьма серьезным притеснениям. Особенно ухудшилось их положение после победы младотурецкой революции в 1909 году — турки просто начали физически уничтожать айсоров. Очутившись с началом Первой мировой войны в зоне боевых действий, айсоры с радостью встречали русскую армию, оказывая ей всю возможную помощь и поддержку. Прекрасно зная высокогорные районы, в которых шли боевые действия, айсоры зарекомендовали себя надежными проводниками, отличными разведчиками, работали они и в частях обслуги Кавказской армии.

Барон Унгерн приступил к формированию айсорских боевых дружин в апреле 1917 года. Много претерпевшие от турок и ненавидевшие их айсоры в массовом порядке вступали в вооруженные отряды. Из них получались отличные воины. Но не менее пришлось потрудиться и их командиру — барону Унгерну, чтобы привести не привыкших к армейскому строю горцев в некоторое подобие полноценной войсковой части. Семенов писал, что «дружины эти под начальством беззаветно храброго войскового старшины барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга показали себя блестяще, но для русского солдата, ошалевшего от революционного угара, пример инородцев, сражавшихся против общего врага, в то время как русские солдаты митинговали, оказался недостаточным, и потому особого влияния появление на фронте айсаров на положение на фронте не оказало. Фронт продолжал митинговать и разваливаться». Тем не менее, несмотря на то что поставленной цели — стабилизировать обстановку на фронте — ассирийским дружинам Унгерна не удалось, опыт стоило признать полезным. Из данного опыта барон Унгерн сделал для себя несколько выводов. Первый, главный, и самый печальный: русская армия разложилась, стала окончательно небоеспособной. Привести ее в чувство было возможно только драконовскими методами, проводимыми в жизнь железной рукой. Действительно, после восстановления летом 1917 года по настоянию генерала Брусилова смертной казни на фронте в армии наметились признаки некоторого выздоровления. Она даже сумела провести несколько успешных крупномасштабных операций. Однако затем все вернулось на круги своя. Большевицкие и эсеровские агитаторы продолжали свою разрушительную пропаганду — и оставались безнаказанными. В то же время, например, в союзной России демократической Франции любая пораженческая агитация (в том числе и агитация в пользу сепаратного мира с Германией) каралась по законам военного времени. Финансовый директор анархистской газеты «Ле бонне руж» Филип Дюваль был задержан жандармами на швейцарской границе. При Дювале был обнаружен чек на 157 000 французских франков, происхождение которых Дюваль объяснить не смог. 17 июля 1917 г. несчастный финдиректор предстал перед расстрельной командой…