Война кукол - Людмила Белаш

— Семьсот — и я не посылаю тебя туда, куда следует, — сжалилась Эмбер. — А теперь исчезни.

Промокнув влажные глаза, она набрала номер своего автора текстов:

— Пьеро, мне срочно нужна песня. Новая. Про куклу. Ее украли и так далее. Надо сделать это так, чтоб слезы капали. И быстро, мальчик, быстренько, пока я в тонусе и не остыла.

* * *

Габару показалось вдруг, что он проснулся дома, в Тьянга-тауне. Это бывает, когда выныриваешь из сна — глаза уже смотрят, но еще видят сон, какие-то тени плавают в доме, знакомые кажутся страшно чужими, и слышатся слова, которые никто не говорил, а к тем, кто хулил Бога, родителей и наставников, в минуту пробуждения на грудь садится демон Аджадах — и душит их. Габар едва не с криком вскинулся, поняв, что Аджадах подходит — он уже рядом, он делает знаки и…

— Габар, ты хочешь есть? — спросила женщина. Ааааа, это женщина, эйджа, не демон. Но — кто это?..

Красотка присела в изножье постели. Стройная, волосы льются, улыбка лукавая, голос воркующий.

— Не узнаешь?

— Фа.. Фанк? — неуверенно спросил Габар.

Длинные ресницы дрогнули, губы сложились в воздушный поцелуй:

— Конечно, дурачок. Я же артист, — добавил Фанк своим обычным голосом; красивое лицо как стерлось — губы распрямились, и прищур исчез. — Давай — умойся и за стол.

Сон не в срок, сон после встряски — как похмелье; мотая гулкой головой, Габар в одной повязке зашлепал ногами к ванной; ушибленный бок отозвался сильной болью. С усилием высмотрев нужную дверь, открыл — визг и летящая мочалка встретили его одновременно.

— Ты, убирайся!!! Эй, ну-ка отдай мочалку!

Растерянно отфыркнув пену, Габар поднял намыленный пук синтетического волокна — и замялся у прикрытой двери.

— Маска! Это ты там, да? Ты не кидайся, ладно?.. — хмыканье Фанка заставило его проворно оглянуться. — Ааа… я не знал, что она там. Вы… разве моетесь?

— Конечно. Даже искусственная кожа загрязняется и понемногу отмирает — это надо смывать.

— А почему… она боится? Ей же все равно, кто…

— Габи, я долго буду ждать?!! — послышалось из ванной.

— Не все так просто… — нахмурившийся Фанк стянул губы дудочкой. — Маска — женщина. Она уважает себя.

— Женщ… — Габар не сдержался и хрюкнул. — Мис… ээ… миссис Фанки, я не понимаю, извините. Женщина — это когда женщина, да?

— Это — как человек понимает Себя. Например, я — нейтро, без идентификации по полу. Но у меня большая имитация по поведению — ты видишь. А Маска сделана как женщина; это была ее программа…

— Га-би!!! — сердитый зов грозил стать воплем.

— …а потом она поняла, что это значит не только «нравиться» и «быть желанной», и даже совсем не это. Сбой, понимаешь? Сильный сбой… Она терпеть не может приставаний.

— Но я не…

— ГАБИ! СВИНЬЯ, ОТДАЙ МОЧАЛКУ!

Старательно отвернувшись, Габар просунул руку в щель; мочалку у него чуть с рукой не вырвали. Пришлось походить взад-вперед, пока Маска приведет себя в порядок. Банный халат был ей великоват, да и чистое лицо она будто взаймы взяла. На Габара Маска посмотрела мельком, молча — хмуро и зловеще.

Взъерошиванье шерсти и контрастный душ привели его в себя; в уме прояснилось, слипшийся желудок запел гимн аппетиту — да так зычно, что перешиб все робкие и неразборчивые чувства, поднимавшиеся из глубин души, как солнце из-за горизонта. Но эти чувства резко обозначились во всей своей безжалостности, едва желудок стих под сладким гнетом — Габар уставился в тарелку стылым взглядом, не видя ни еды, ни вилки. Киборги вежливо составили ему компанию, но их молчание, их тихое жевание и даже сам вид их пищи — серой, похожей на пасту-герметик для газовых труб — с каждым мигом все жестче подчеркивали его одиночество и чуждость обстановки. Обед не в обеденный час, без молитвы, без отца-матери, без братьев и сестры, в чужом доме… Так будет всегда?.. Хоть брату позвонить бы, голос услышать! А вдруг там караулят?.. И — что скажет брат? Что у Гахуна и Дагос Яшан-Товияль вырос непочтительный и недостойный сын, позор семьи, которого ищет полиция. Масонская община, тьянское землячество, школа меча — все проклинают Габара и плюют на четыре стороны…

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — промолвил Фанк. — Ты прав. Мы для тебя — не компания…

— Перестань сейчас же, Фанк, — сквозь зубы процедила Маска. — Мама сказала — он теперь наш друг, он был в последнюю минуту с Дымкой. Я отвечаю перед мамой за него. Понятно?.. Габи, ты не бойся. Тебя достанут только через мой труп.

— Фанк правду говорит, — выдавил из себя Габар. — Но мне все равно нельзя домой. Я… мне страшно, — выпалил он недостойное мужчины слово, как белый флаг выкинул. — Лучше ты… дай мне починить «агрессор». Мне чем-нибудь заняться надо.

— Есть кое-что получше, — ухмыльнулась Маска, через стол потрепав его по руке. — Пошли, я покажу тебе…

Сумка стояла в прихожей, под вешалкой — большая сумка, которой раньше не было у беглецов. Маска раздернула «молнию». Что это?.. Со слабым стоном облегчения Габар запустил туда обе мохнатые лапы. Буууийиии! Это оно, мужское, это искупает стыд невольною признания в боязни! Стоит взять это — страх отступает, и кровь загорается, и словно ты не убежал из дома в никуда. Ухватистая рукоять на две ладони, короткие ножны. Дамбари суа этар гиа, лейдэ кора — Позволь мне обнажить тебя, честный меч. Снять меч с предохранителя. Нажать кнопку под гардой. Из жестко укрепленной ближней части клинка со стремительным шорохом выбросились и застыли две телескопические части, слившись в острую полосу зеркально-голубого льда.

— Санай. А-агира. Танумэ (Бог Поможет Сильному), — прошептал Габар, выполняя клинком ритуальный привет Вождю Воинов. И язык не отсох! Отсохнет у того, кто взял оружие, не имея на то права.

— А? — толкнула его Маска. — Что скажешь? Их три штуки, больше не было на складе — магазинчик хиленький. «Агрессор» мой — он умный, глуханул с первой попытки всю сигнализацию. А кассеты с фильмами я так купила… Ты меня научишь, Габи, да?

Габар шумно, быстро выдохнул, повторным нажатием на кнопку заставив меч втянуться — ааааа, это куда сильней, чем даже поцелуй!.. Мужчина должен быть сильней власти меча и женщины; они не могут овладеть им до самозабвения и одержимости… Но рукоять жгла руку, меч просился — «Дай мне волю!»; губы Габара выговорили слова, идущие от меча:

— Маска, если я тебя обидел… ну, там, в ванной, — извини меня. А тот, кто сделал тебя злой, — он не мужчина. Кто он?

— Так, просто большая сволочь, — словно спохватившись чистоты лица, Маска отвернулась к зеркалу и наскоро стала гуталином превращать себя из девчонки в страшилище. — Давай не говорить об этом, мне не нравится… Я сама с ним разделаюсь, понял?! — обернулась она уже в дьявольском гриме. — Когда-нибудь… займемся мечом, а? — улыбнулась вдруг она, будто заискивая, и улыбка на перечеркнутом лице была хуже любого оскала. — Ты не напоминай, кем я была, договорились?.. Я ненавижу это. Ты-то не знаешь, как это — быть вещью. Смеяться, улыбаться, целоваться потому, что это вложено, и это разрастается в тебе во всю память, а потом узнать, что ты — просто игрушка, штучка с ножками. Я себе лицо изрезала, чтоб страшной быть, чтоб все шарахались. А оно срастается назад, как было. Это биопроцессоры, черт их клепал, они управляются жесткой программой. Я всегда буду такая.