Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер

А теперь все в миллион раз осложнилось из-за железной мощи объятий Колтона. Боже, до сих пор не могу постичь грубую, дикую, мужественную силу этого человека. Два года не пересекались, и вдруг — сидит на скамье и отчего-то поет именно нашу песню. Он стал еще больше и мускулистее. Отъявленный. Отпетый. На похоронах Колтон показался мне чудовищем — рукава пиджака едва не трещали от огромных мышц. А теперь — черт побери… Во рту пересохло, как в пустыне, когда я увидела его у Центрального парка, поющего для прохожих. Смоляно-черные волосы, падающие на глаза и на воротник, спутанные, небрежные, прекрасные, и сапфировые глаза, глядящие прямо в душу, остались прежними. Но тело… Боже, боже мой.

Татуировки превратили его торс в живую фреску — на груди стихотворные строфы, на правом плече дракон, дышащий огнем на японских мультяшных героев. Пламя лесным пожаром распространяется по спине и переходит в золотое солнце на позвоночнике, напоминающее картушку старого компаса. На левой руке силуэт соблазнительной девушки, на левом боку тоже надписи, по-моему, на латыни. Предплечья испещрены нотными строками, звездами, солнцами, черепами со скрещенными костями, железными крестами, которые перемешиваются, сливаются и соединяются в разнообразных комбинациях. Не человек, а шедевр росписи по телу. Шедевр огромных мужских мышц, твердых, тяжелых, огромных.

Он внушает трепет своей неистовой мощью, грубой брутальностью. Он до полусмерти избил Дэна. Получил при этом жестокий отпор, но даже не обратил внимания на сломанный нос, удары по ребрам и груди, глубокие ссадины на лице. Дэн — чудовище, а Колтон порвал его, как листок бумаги.

Это было самым сексуальным и самым пугающим зрелищем в моей жизни. Ярость Колтона казалась первобытной, такой мощной и раскаленной, что в комнате стало душно. У него сделался взгляд холодного, расчетливого воина, ужасающего в своей ледяной беспощадности.

Я не в силах ему сопротивляться.

Он хочет меня, но борется со своим желанием. Я его понимаю.

Он брат моего погибшего бойфренда. Это было бы… неправильно.

«Как вы познакомились?» — «О, на похоронах его брата, младшего брата, моей первой любви».

Лучше некуда.

Но Колтон… Мне с ним спокойно. Он вытянул из меня правду. Он вытянул из меня боль. Колтон знает, что такое боль. Он хорошо с ней знаком. Он сжился с ней. И с чувством вины тоже.

У Колтона есть свои секреты, и я хочу знать их все.

Я хочу прикосновений его жадного рта, его железных рук. Они нужны мне. От этого я чувствую себя живой и защищенной. Оберегаемой. Колтон убьет любого, кто тронет меня. Он едва не уничтожил Дэна. А может, и убил, не знаю.

И не хочу знать.

А вот что хочу знать, так это почему Колтон живет в Нью-Йорке один при наличии отца конгрессмена. Почему он был вынужден участвовать в подпольных уличных боях, чтобы выжить. Почему в конце концов попал в банду.

Я хочу знать, почему Колтон упорно не целует меня. Почему всегда отодвигается, отчего считает, что недостаточно хорош для меня. Ведь он самый потрясающий человек, какого я знаю. Такой несомненный талант. Глубокий хриплый, грубый голос, невероятное мастерство игры на гитаре, страстность, которую он вкладывает в исполнение песен.

Колыбельная, которую он пел мне, — самое прекрасное, что я когда-либо слышала. Такая пронзительная печаль… Одиночество и тоска, звучавшие в этой песне, надрывали сердце. Наверное, у нее нет названия — вряд ли ее слышал кто-то еще, кроме меня.

А сейчас… о, сейчас его руки обнимают меня крепко-крепко. Мне хочется повернуться и уткнуться ему в грудь, примоститься поудобнее и согреться теплом его сильного тела. Мы лежим рядом, он обнимает меня за талию, но прикосновение не кажется интимным. Оно почти покровительственное. Почти.

Я хочу большего. Осмелюсь ли я?

Да.

Я повернулась, и Колтон зашевелился, ослабил хватку, издав глубокий сонный звук. От этого тихого стона я невольно улыбнулась. Он спал на боку и не отодвинулся, когда я прижалась к нему. Я уткнулась лицом в ямку под его подбородком. Моя рука скользнула по его боку на спину. Я вдыхала его запах, позволяя жару, исходившему от Колтона, обволакивать меня. Боже мой. Может, я делаю ошибку, но сейчас мне удивительно хорошо. Никогда больше мне не захочется спать как-нибудь иначе. Другой рукой я прижала к себе подушку. Тело Колтона — убежище, где я могу расслабиться. Прижавшись носом, я чувствую, как у него на шее бьется пульс, и могу считать удары, ожидая, когда придет сон.

И сон приходит, удивительно приятный. Без кошмаров. Ни пустого ботинка, ни красной блестящей грязи, ни кровавой пены. Просто сон. Рука Колтона на моем бедре. Может, это я положила его руку себе на бедро, а может, и нет. Ладно, признаюсь, это я. И мне это нравится. Не должно, но нравится.

Я поддамся. Время лечит любые раны, верно? Может, я горевала достаточно долго, и теперь пришло время жить дальше. Обрести то, что сделает меня счастливой после бесконечно долгого горя.

Просыпалась я медленно, будто выплывая на поверхность после глубокого нырка. Первое, что почувствовала, было тук-тук-тук-тук сердца Колтона под моим ухом. Боже, как мне нравится этот звук… Потом я почувствовала его тело, мускулистое, но мягкое. Я практически лежала на нем сверху, устроившись на груди и животе, закинув на него ногу. Затем почувствовала свою ладонь.

Она у него на животе. Ну… вернее, не совсем на животе. Немного ниже. В общем, там. И лежит она на части тела, абсолютно проснувшейся. Очень, очень проснувшейся. Огромной. Толстой. Моя рука на нем. Обхватывает его.

О боже. О блин! О боже!

Колтон дышит ровно, едва слышно посапывая. Значит, еще спит.

Самая большая проблема в том, что я не хочу убирать руку, хочу его трогать. Прошло уже столько времени, и мысль о том, чего касается моя рука… Низ живота у меня свело сладкой судорогой, порывом влажного желания.

Не в силах ничего с собой поделать, я провела ладонью вниз и снова вверх. Колтон шевельнулся, приподнял бедра и снова расслабился. Я сделала это снова, медленно, нежно, виновато, с жадным интересом глядя, как напряглись мышцы пресса, когда Колтон снова приподнял бедра. Он застонал, исторгнув из груди волчье рычание. Дыхание стало неровным, он глубоко вздохнул.

Я опустила глаза. Из-под резинки спортивных шортов чуть-чуть показалась розовая плоть. Я облизнула губы. Это ужасно с моей стороны. Это неправильно, глупо, порочно, но я не остановилась. Пока Колтон ворочался во сне, на бедрах трусы задрались, а сзади спустились ниже ягодиц. И теперь самый кончик выглядывает из-под резинки.

Я смотрю на массивное лицо Колтона, расслабленное, красивое и невинное. Он сглотнул, повернул голову, приподнимаясь во сне навстречу моему прикосновению. Не знаю, что я делаю, почему, куда это заведет. Колтон по-прежнему крепко спит, дыша глубоко и ровно, и при этом смешно и тихо похрапывает.

Одной рукой он обнимает меня, слегка прижимая к себе, другая покоится у него на груди. И сейчас эта рука непроизвольно сдвинулась вниз и остановилась на моей заднице. Да. Мне это нравится. Я передвинулась повыше, чтобы ладонь Колтона сжала левую ягодицу.