День, когда мы будем вместе - Юрий Никитин

Когда я вошел, он говорил с кем-то по мобильному телефону. Разговор велся на английском языке, и, насколько я понял, Перчатников благодарил кого-то за присланную книгу, которую он получил вчера и уже начал читать. Затем последовали слова восхищения каким-то Говардом, скромная оценка своих достижений (если использовать русский аналог, то получится что-нибудь наподобие «а кто я – да рябая свинья!») и финальное «by-by».

Отложив телефон, Перчатников посмотрел на меня с удивлением, словно не видел, как я вошел, вытер платком лоб и сказал:

– Это был профессор Ленхоф из Калифорнийского университета. Я вам о нем говорил в связи с его теорией о том, что, возможно, эльфами были и остаются люди с синдромом Уильямса. Он прислал мне свою книгу. Вот она. Этот человек – гений.

Он протянул мне строго оформленный том с дарственной надписью автора, где тот называл Перчатникова выдающимся (outstanding) исследователем и своим другом.

– Итак, – сказал друг гения, отбирая у меня книгу, – завтра прилетают доктор Сингх и его супруга.

– А он какой доктор – медицинский или технический? – непонятно к чему спросил я.

– Вообще-то он никакой не доктор, но просил называть его именно так, – с усмешкой пояснил Перчатников. – За те деньги, которые он нам заплатил, я бы называл его кем угодно: от «вашего королевского высочества» до «вашего преосвященства».

– Судя по фамилии, он сикх, – предположил я.

– Разумеется, – подтвердил удивленно профессор. – Надеюсь, это обстоятельство не станет препятствием для вашей встречи?

В это время я пытался перевести название книги, но все, что было на обложке, принадлежало к сугубо научной терминологии, кроме имени и фамилии автора – Говард Ленхоф.

– Нет, – сказал я с небольшим опозданием, – конечно, нет. Просто хотел произвести на вас впечатление своими разносторонними познаниями.

– Считайте, что произвели, – с серьезным видом ответил Перчатников. – Теперь к делу. Чтобы не возникло не нужных осложнений, я хочу представить вас своим коллегой. Профессор Некляев будет мрачен, молчалив и задаст два вопроса: не боится ли временами леди Памела воды, и полностью ли восстановились голосовые функции? Соответствующие английские тексты вам передаст Антип Илларионович. Надеюсь, что вы сможете их осилить. Всякого рода самодеятельность категорически запрещается. Так же, как разглядывание леди Памелы в качестве диковинного экспоната.

– А они сами не будут рассматривать меня в качестве диковинного экспоната? – поинтересовался простодушно я. – За версту ведь видно, какой из меня профессор.

– Не волнуйтесь, – снисходительно сказал хозяин. – Это я не могу выдать себя за бодибилдера, а вас можно выдать хоть за академика-такого мощного, накаченного академика, который ведет здоровый образ жизни.

– Намек понял, – кивнул я. – За сутки здорового образа жизни я ручаюсь.

– Ну, тогда все на сегодня, – поднимаясь, произнес Перчатников. – Вечером прорепетируйте перед зеркалом мрачный вид.

– Не думаю, что мне придется что-то делать специально со своим видом, – сказал я. – Он у меня и так будет мрачным из-за этого вашего здорового образа жизни. И имейте в виду, что Антип ваш вовсе не Антип, а Антиб-б.

И, не подав руки, покинул кабинет – мрачно и молчаливо.

Антиб-б появился часа через два, ближе к полднику и сразу же обрушил на меня критику.

– Тимофей Бенедиктович, ну мы же здесь не в бирюльки играем! – просветил меня он. – Не знаю, что уж вы такого сказали профессору, но он рвал и метал. И даже хотел отменить вашу встречу с индусом. Там серьезное дело, а вы все с какими-то шутками…

– Перчатников назвал вас Антипом, я его поправил – какие же это шутки? – угрюмо пояснил я. – Вы ведь Антиб-б, а не Антип, или вам все равно?

– Да какая разница! – в сердцах выпалил он. – Для вас же эта встреча устраивается, причем, по моей просьбе, и мне теперь выговаривают. Вот уж поистине: не делай добра… Вы настойку пьете?

– Один раз выпил, – сказал я. – Извините меня. Приказано мне быть мрачно-молчаливым, таким впредь и буду.

– Вот вопросы, – повеселев, начал Антип, – выучите их, они не очень сложные. Сам индус как индус, а жена у него – красавица!

– И куда же все страшные тетки деваются? – еще угрюмее прежнего спросил я. – Всем подавай красавиц!

– Так он же миллиардер! – воскликнул Антип. – Вы вон только миллионер, а тоже абы кого не хотите.

Я вынужден был согласиться с ним, и он ушел, пообещав выдать мне профессорский халат непосредственно перед встречей.

Вопросы были составлены четко и лаконично, что меня вполне устраивало. Вопрос насчет голоса был понятен, а вот со страхом перед водой был темный лес. Я не понимал, почему она должна была иногда бояться воды, а, скажем, не огня или ветра. Успокоило меня только то, что, похоже, не один профессор Некляев, но и многоуважаемый профессор Перчатников тоже не вполне понимал это.

Я с тоской посмотрел на бутылку, протянув руку к темному пузырьку. У настойки был привкус полыни, и я не был уверен в том, что она каким-то образом успокоит меня. И все же я оценил заботу Антипа о моем здоровье: ведь он мог принести мне не травяную настойку, а убойной силы, насквозь химические таблетки. Вот те бы подействовали, превратив меня из баламута в покладистого и всем довольного придурка.

Было четыре часа, и я выполнил профессорское задание в полном объеме: выучил вопросы и напустил на себя хмурь. Можно было сходить на пляж, сплавать в Турцию и к завтрашнему утру вернуться.

Дул ветер, и небо грозило дождем. Я уж хотел было остановиться, но, вспомнив о запрете на выпивку, пошагал дальше.

Кроме меня на пляже никого не было, и это давало ощущение собственной значимости, будто сегодня я распорядился гнать всех в шею. Вода оказалось достаточно прохладной, что взбодрило и заставило не купаться, а плавать.

Сидя на подстилке, я увидел вдруг сумасшедшей красоты чинарик, и он увел меня совсем на другой пляж, который располагался совсем на другой планете…

* * *

…Я огляделся, но среди загоравших пляжников тел комбата и Гриши не обнаружил. Их одетые тела в это время восседали за стойкой в баре Пламена и вкушали алкогольные коктейли, охаиваемые преимущественно телом Курдюжного.

– Вот попробуй эту заразу, – протягивая мне только что начатый бокал, сказал он с таким видом, точно именно я заставил его пить именно этот коктейль.

Я отложил в сторону пластмассовую соломинку и в три глотка опустошил бокал.

– Зараза! – охотно подтвердил я, сморщившись для порядка, хотя коктейль был крепостью не более двадцати градусов и с шоколадным привкусом. – А стоит, поди, бешеные деньги.

– Вот то-то и оно! – радостно удостоверил комбат, тупо глядя на пустой бокал, который я вручил ему, вернув на законное место соломинку.