Прости меня, Леонард Пикок - Мэтью Квик

Горящий экран ноутбука освещает лицо объекта, он становится похож на пришельца, или на демона, или на рыбу в аквариуме, и когда я наблюдаю за неживым выражением лица объекта на фоне экрана, мне легче представить себе, как я убиваю его, ведь призрачный свет действительно лишает объект человеческих черт.

У меня уже были тренировки по стрельбе: я стоял за деревьями, используя руку как пистолет.

Но сегодня я собираюсь подползти к окну, расстрелять объект через стекло практически в упор, сунуть руку в дыру с зазубренными краями и сделать еще шесть контрольных выстрелов: сначала в голову, затем – в грудь и наоборот – с целью удостовериться, что объект ликвидирован, а затем я исчезну в лесу, где, не дожидаясь приезда копов или, возможно, ФБР, потрачу на второй объект последнюю пулю в обойме.

Вот таков мой план.

Теперь остается только ждать, когда мой объект включит свет в своей спальне, что станет первой упавшей костяшкой, а дальше все пойдет по принципу домино.

В лесу

очень холодно

и темно,

поэтому у меня

невольно

возникает

вопрос:

а что, если

когда я

наконец умру,

то буду чувствовать

себя именно так —

как безжизненное,

бесчувственное,

безликое

бревно?

Я надеюсь, что не буду чувствовать ничего.

Абсолютное небытие.

Я надеюсь, что просто перестану существовать.

И видеть сны,

быть может? —

спросили бы

меня

Гамлет и

Лорен[55].

Спорим, что нет.

Нет.

Адский огонь не входит в мои планы.

Рай не входит

в мои планы.

Холод и тьма не входят в мои планы.

Абсолютное небытие.

Вот что мне нужно.

Небытие[56].

Я наблюдаю за мамой объекта, которая как на ладони в кухонном эркере; благодаря падающему сверху мягкому свету кажется, что все происходящее – сцена из какого-то фильма, а эркер – просто киноэкран под открытым небом.

Я решаю назвать фильм «Миссис Бил готовит своему извращенцу-сыну его последний ужин».

Это довольно скучная картина в буквальном смысле слова, но она порождает в моей душе бурю эмоций по чисто личным причинам.

Я помню миссис Бил еще с того времени, когда мы были детьми: тупая как пробка[57], но в принципе очень милая.

Когда я приходил к ним в гости, миссис Бил непременно заказывала пиццу, даже если мы и не хотели есть. Всегда только пиццу. Вечную пиццу. Типа, в их доме было так заведено: если приходят гости, которым еще нет четырнадцати, их с ходу начинают угощать пиццей.

А еще она любила напевать мелодии из мюзикла «Кошки», и делала это так часто, что теперь я знаю наизусть большинство текстов, хотя никогда не видел самого шоу и ни разу не слушал его в записи[58].

Ее любимой песней была «Память».

Она также любила песню о «Мистере Мистофелисе», который был явно не дурак.

Даже странно, почему я вспоминаю об этом именно сейчас, когда сижу и подбираю эвфемизмы из военной лексики, причем на душе у меня жутко погано, поскольку миссис Бил и не подозревает, какую услугу, по версии Чарльза Дарвина, я окажу человечеству, убив ее сына, ведь она понятия не имеет, что он из себя представляет, что он натворил и что еще способен сделать?!

Даже через миллион лет она не поверит, через какой ад заставил меня пройти ее сынок.

Она не поверит, так как в противном случае сомневаюсь, что она смогла бы спокойно распевать песенки из дурацких мюзиклов, хлопоча по хозяйству, а это ее самое любимое занятие, по крайней мере, было таковым, когда я еще водился с Ашером в младших классах[59].