Первая жертва - Бен Элтон

Кингсли согласился на чай и только слегка удивился, когда Камминг подошел к стоящей в углу кабинета маленькой газовой горелке и начал готовить чай.

— Наверное, мне выдали бы помощницу, но у меня нет ни времени, ни возможностей проверять ее. Хорош бы я был, окажись моя помощница немецкой брунгильдой, которая отправляла бы все наши тайны обратно в Германию в полых внутри печеньях, а? Я лучше сам заварю себе чай. Сгущенка подойдет?

— Да, конечно. Спасибо.

Камминг достал из кармана перочинный нож со множеством лезвий и открыл банку.

— Сахара, боюсь, нет, но эта штука и так приторна до тошноты… Если желаете, у меня есть кофе «Кэмп».

— Нет, спасибо. Лучше чай.

— А я бы выпил «Кэмпа» — только британцы могли до такого додуматься. На прошлой неделе опробовал его на парнишке-связном маршала Фоша, а парень подумал, что я хочу его отравить. Конечно, для француза кофе просто фетиш, а по-моему, от него один вред здоровью. У меня куча времени ушла на то, чтобы объяснить, что мы, британцы, не придаем ему такого значения. Вот чай — это вещь, верно?

Вообще-то Кингсли был из тех англичан, кто серьезно относится к кофе, он лично жарил и молол кофе, купленный оптом у владельца итальянского кафе на Уордор-стрит. Но это осталось в другой жизни; к тому же он пришел на Уайтхолл не для того, чтобы обсуждать напитки.

— Лучше чай, — повторил он.

— Хорошо. Отлично. — Сэр Мэнсфилд аккуратно обдал чайник кипятком, вылив воду в горшок с засохшей аспидистрой. — Сразу же хочу извиниться за необычный способ, которым вы покинули тюрьму, — хотя, насколько я слышал, вам повезло, что мы вас вообще вытащили. Вас ведь чуть не забили до смерти.

— Полицейскому в тюрьме не может быть хорошо, — пожал плечами Кингсли, стараясь четко дать понять, что он ничем не обязан людям, которые, возможно, и спасли ему жизнь, но при этом похитили его, и не считает это одолжением. — Зачем меня сюда доставили?

— Ага. Тут дело такое… Ну, капитан Шеннон, несомненно, объяснил вам, что это связано с гибелью виконта Аберкромби.

— Именно это он мне и сказал, сэр, хотя я поверил только теперь, сэр Мэнсфилд, услышав это от вас. Капитан Шеннон не относится к той категории людей, чьему слову, без чьего-либо подтверждения, стоит верить при каких бы то ни было обстоятельствах.

— Да, — сказал Камминг, открывая коробку с печеньем, — мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в людях. «Гарибальди» будете?

— Капитан Шеннон неуравновешенный садист и развратник, — сказал Кингсли, отказавшись от печенья. — Не нужно разбираться в людях, чтобы понять это.

— М-мда… Негодяй, спору нет, но он мой негодяй, а все остальное не важно, верно?

Камминг сел в одно из двух кресел, стоящих перед крохотным холодным камином, и указал Кингсли на второе. Над каминной полкой висела довольно приличная картина, на которой Наполеон сдается в плен после битвы при Ватерлоо. Шеф разведки несколько секунд смотрел на нее, словно ища в ней вдохновения.

— Проблема заключается в том, — наконец сказал он, — что смерть виконта Аберкромби породила множество слухов. Понимаете, парня убили, а учитывая, кто он такой, правительство Его Величества решило скрыть правду. Возможно, это была ошибка, но тогда идея казалась неплохой. Видите ли, наше время — это время знаменитостей. А в данном случае речь идет о знаменитом поэте. Возможно, вы слышали о неприятностях, которые этот придурок Сассун доставил нам своим треклятым письмом с осуждением войны. Не будь он поэтом, знаменитым поэтом, «Таймс» никогда бы этого не опубликовала.

Камминг так долго макал печенье в чай, что половинка отвалилась и упала в чашку. Он витиевато ругался, пытаясь выловить кусочки ложкой.

— О чем это я? — сказал он, достав наконец большую часть размокшего печенья и съев его с ложечки. Кингсли нашел это зрелище не слишком приятным.

— О знаменитых поэтах, — подсказал он.

— А, да, в наши дни они популярнее игроков в крикет. Скоро их лица на сигаретных карточках появятся. Конечно, начал это все Брук, со своей романтической ерундой о «маленьких англичанах»:

«Застыли стрелки, замер час…

А есть ли к чаю мед у нас?»[3]

— На мой взгляд, просто чушь собачья. Я был в Грантчестере, и, позвольте сказать, скука там смертная. Не удивительно, что часы остановились, полагаю, просто потеряли желание тикать.

Кингсли потягивал чай и молчал. Он не сомневался, что шеф разведки рано или поздно перейдет к делу.

— Словом, суть вот в чем. Сначала смерть Аберкромби казалась простым делом: военная полиция арестовала рядового Хопкинса и обвинила его в убийстве. Очевидно, следовало все держать в строжайшей тайне, чтобы не запятнать память павшего героя. К сожалению, определенные обстоятельства и показания свидетелей заставили нас усомниться в вине Хопкинса, и некоторые люди в Лондоне — и люди влиятельные — об этом прознали. Лорд Аберкромби, отец погибшего паренька, был очень доволен, что Хопкинса по-тихому пристрелят, а репутация его сына останется безупречной. Однако другая сторона забила тревогу, и теперь все жаждут дальнейших объяснений. Если не взять ситуацию под контроль, любая из этих сторон или, возможно, обе обязательно начнут говорить. Все всплывет наружу, включая ложь правительства, поднимется скандал, начнется судебное разбирательство еще похлеще треклятого дела Дрейфуса. Раскол нации и все такое. Рабочие против аристократии, лейбористы против тори, а между ними — старое доброе либеральное правительство. Нам нужно быстро провести надлежащее расследование и, если возможно, установить истину. Если это удастся и мы сможем частным образом предоставить доказательства воюющим сторонам, о деле можно будет спокойно забыть.

К чему клонит Камминг, Кингсли, разумеется, понимал. Ему это рассказали не просто так, но он не понимал, зачем им понадобился он.

— Но это ведь работа военной полиции.

— Само собой. Но лейбористы этого не потерпят; они вообще не доверяют полиции. Они сказали, что она и так себя скомпрометировала скоротечными выводами.

— Тогда ваш отдел…

— Ха! Лейбористы и профсоюзы не доверяют полиции, а нам они доверяют и того меньше. Мне сообщили, что, когда военный кабинет предложил, чтобы за расследование взялась СРС, Рамсей Макдональд просто рассмеялся. Конечно, я его понимаю; у нас и правда репутация непримиримых врагов революционеров. А самое смешное в том, что и консерваторы нам тоже не доверяют: они убеждены, что среди нас полно большевиков. Кто еще пойдет в шпионы? Нет, боюсь, ни полиция, ни СРС не подойдут. Нам нужна незаинтересованная сторона, человек надежный, проверенный и обладающий высокими моральными качествами, и к тому же блестящий детектив.

Слышать это было сколь лестно, столь и удивительно.