Потерянный мальчишка - Кристина Генри

– Чего я не понимаю – это как пираты вообще догадались сюда подняться, – проговорил Грач, пока мы медленно шли к тропе.

– Щипок им сказал, где мы будем, – ответил я. – Он постоянно надолго уходил куда-то один. Мне надо было догадаться, что он что-то задумал.

– Ты же не можешь всегда все знать, Джейми, – сказал Грач рассудительно.

Питер отволок труп того пирата, который ранил Сэл, к краю арены и скинул с обрыва, не переставая злобно орать. При этом сабля Дела так и осталась торчать у пирата из груди, и я подосадовал на то, что он выбросил хорошее оружие.

Мы остановились рядом с Кивком, который после возвращения на арену не замечал ничего, кроме тела Тумана.

– Кивок, – сказал я, – нам надо идти.

Он посмотрел на меня – медленно, очень медленно, словно не понимая, о чем я говорю.

– Мы возвращаемся к дереву, – сказал я.

– А как же Туман? – спросил он тихим, ломким голосом.

– Я не могу остаться, чтобы его похоронить, – ответил я. – Сэл ранена, ей надо возвращаться к дереву.

– Ей? – переспросил Кивок, но это было всего лишь слабым любопытством из-за чего-то необычного.

– Ей, – подтвердил я. – Сэл девочка.

– О! – отозвался Кивок.

Похоже, его это не особо взволновало.

– Если хочешь похоронить Тумана, то можешь сделать это на лугу, а потом нас догнать, – предложил я. – Ему бы это понравилось. Он будет рядом с местом Битвы.

– Он больше всего любил Битвы, – сказал Кивок, вытирая мокрый нос и глаза запястьем.

Он встал и перекинул брата через плечо. Мы пропустили их перед собой на тропе. Чарли пошел за Кивком, хоть я и не понял, зачем: то ли помочь, то ли просто смотреть. Может, он решил, что Кивку лучше не быть одному.

Проходя мимо груды оружия, которое Щипок принес на Битву, я помедлил, и Сэл, почувствовав мои колебания, остановилась. Грач с любопытством посмотрел на нас обоих.

– Он забрал их из могил мальчишек, – сказал я.

– Но ты не хочешь, чтобы они пропадали зря, – отозвалась Сэл, кивая.

– Пираты не успокоятся, – сказал я. – Мы опять поубивали многих.

Грач медленно отпустил Сэл, и она навалилась на меня всем своим весом. В ней его на самом деле было немного: все мальчишки были худыми и жилистыми из-за всех своих приключений – но почему-то я чувствовал себя по-другому, когда ко мне прижималась она. Потому что я знал, что она девочка – или потому что чувствовал крошечные выпуклости на ее груди, которых раньше не замечал?

Что до Сэл, то, по-моему, ей просто хотелось передохнуть. Короткий переход через арену ее вымотал.

Грач собрал оружие и положил их в тот мешок, который принес Щипок, а потом закинул его за плечо. Он занял место по другую сторону Сэл, и мы все так же медленно пошли дальше.

Позади нас Питер продолжал вопить.

Кивок выбрал на лугу место для Тумана. По-моему, Чарли хотелось с ним остаться, пробыть там до конца, но я велел ему идти с нами. Кивку надо было остаться наедине со своим двойняшкой – в последний раз.

До дерева мы добирались очень долго. Я брал Сэл на закорки там, где надо было карабкаться, а Грач брал Чарли. Кивок догнал нас довольно быстро (у него на поясе висел нож Тумана, тот, из-за которого они дрались), и стал нести Чарли попеременно с Грачом.

Питер с нами не вернулся.

На поляну мы вывалились уже ночью – отупевшие и выжатые. Кивок, Грач и Чарли рухнули одной кучей прямо за входом в дерево, вцепившись друг в друга. Сэл невнятно бормотала, и я испугался, что у нее начинается жар.

Я устроил ее на груде шкур, а потом задрал рубашку, чтобы проверить рану. Повязка пропиталась кровью – и она по-прежнему была свежей и красной.

Это могло объясниться и тем, что рана была гораздо серьезнее, чем казалось – или тем, что Сэлли не могла спокойно лежать после ранения. Я полностью снял с нее рубашку и жилет, стараясь не обращать внимания на повязку на груди, и срезал полоски рубашки Чарли, которыми перевязал рану. Когда я поднял повязку, часть корки отвалилась, и Сэл вскрикнула.

– Прости, прости! – сказал я.

Я выскочил наружу, чтобы набрать воды из шкуры, в которой собиралась дождевая вода. Такие шкуры были развешаны по всему дереву. Вода были теплая, но придется обойтись такой.

Я влил немного воды Сэлли в рот, приподнимая ей голову, чтобы она не захлебнулась. Она все равно закашлялась и фыркнула, так что половина воды оказалась на моем лице. Я отпустил ее голову, и она закрыла глаза, уплывая в сон.

Мои глаза резало от недосыпа и тревоги, но я постарался как можно лучше промыть ей рану, а потом наложил на нее немного остро пахнущих листьев, которые, как я знал, должны были остановить кровотечение. Тот парнишка, Роб, научил меня этому, пока жил на острове.

Как давно это было? Пятнадцать сезонов назад? Больше? Не важно. Я снова перевязал рану, надеясь, что за ночь кровь остановится. Одно дело было учиться на себе зашивать рану. С Сэл я так не смогу.

Сэлли. Ее зовут Сэлли, а не Сэл.

Я укрыл ее лучшим мехом – мягкой шкуркой лисы. А потом я лежал рядом с ней на боку и смотрел, как она дышит, пока не погрузился в глубокий сон без сновидений – впервые за свою жизнь на острове.

Питер не вернулся ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. На самом деле он исчез почти на неделю. Он никогда раньше так не делал, и я мог бы встревожиться – вот только у Сэл все-таки началась лихорадка.

Когда я проснулся на следующее утро, кожа у нее была как в огне. Рана перестала кровоточить, но она стонала, металась и ворочалась – и ее трудно было заставить глотать воду или отвар. На ней намокали все шкуры, которыми мы ее укрывали, но если мы их снимали, она жалобно кричала, что ей холодно.

Как это ни странно, Кивок и Грач оказались хорошими помощниками. Они по очереди следили за ней и заставляли глотать бульон – и даже стирали всю грязную одежду и шкуры, чтобы она могла спать на чистом. Чарли бегал туда-сюда, собирая воду и обтирая Сэлли лицо тряпицей.

Если бы пираты знали, где находится дерево, они подкрались бы к нам и всех нас поубивали, потому что мы все не обращали внимания ни на что, кроме Сэлли.

На четвертый день у нее наступил перелом.

Мы все радостно кричали – и, кажется я еще никогда так сильно не любил этих парней. Мы ее спасли. Мы все вместе это сделали.