Книга нечестивых дел - Элль Ньюмарк

Я миновал прилавок с грушами: их только что сорвали — плоды еще хранили солнечное тепло, листья были сочными, не увядшими. Я запомнил место, решив вернуться сюда, после того как повидаюсь с Франческой.

Известный торговец сыром стоял за прилавком перед бочкой, где в молоке буйволицы плавали перевязанные шары моцареллы, и зазывал прохожих:

— Подходите, синьоры. Только принюхайтесь, как прекрасно выдержан мой пармезан. Взгляните: овечий сыр только что из Испании! Попробуйте, тут же влюбитесь!

Но запах огромного круга горгонзолы заглушал все другие ароматы. Я вернусь за сыром, купив груши. Но сначала найду Франческу.

В такой же утренний час я часто видел ее там, где продавали оливки, и, решив срезать путь, свернул в темный прокопченный ряд переписчиков. Эти старики выполняли роль секретарей неграмотных и сидели в креслах с прямыми спинками, положив на их ручки свои письменные доски. Многие носили длинные бороды и курчавые бакенбарды. У одних на головах красовались сдвинутые на затылки ермолки, у других — прикрепленные ко лбам ремешками молитвенные коробочки; несколько человек покрыли плечи платками с бахромой, кто-то повесил на шею амулеты. Но мне все они казались на одно лицо. Переписчики были евреями. Не имеющие права обзаводиться собственностью, они становились купцами, ростовщиками или учеными. Переписчики считались самыми образованными людьми в Венеции.

Их инструменты покоились перед ними: бритва, чтобы чистить необработанный пергамент, пемза, чтобы доводить его до ума, длинная узкая линейка и кабаний клык для отделки законченного продукта. На каждой письменной доске стояли бычьи рога с чернилами разного цвета, куда они макали видавшие виды перья. И у каждого переписчика в ногах находилось корытце с раскаленными углями, чтобы сушить чернила. От жаровен в воздухе стоял густой смрад, и пока я петлял по этому маленькому оазису грамотности, у меня перехватило дыхание.

Живя на улице, я редко приближался к переписчикам. Меня заносила в их ряд лишь необходимость спрятаться или срезать путь. Здесь от дыма в воздухе першило в горле, а украсть было нечего, разве что золотой лист, который, если с ним обращаться осторожно, можно обменять на хлеб, но чаще всего он просто рассыпался в моем потном кулаке. Когда я приближался к концу ряда, ко мне бросился человек. Я узнал знакомую фигуру и повадку, а затем разглядел рыжие волосы Марко. Он что-то стянул и хотел спрятаться, как мы часто поступали с ним вместе. Мы узнали друг друга одновременно, и я машинально бросился за ним в заваленный мусором и кишащий крысами тупик.

Мы присели у груды отбросов. Марко, с трудом переводя дух, поднял на меня глаза и презрительно присвистнул:

— Ты все больше превращаешься в неженку. — Он вынул из-под грязной рубашки морковку и, не обращая на меня внимания, запихнул в рот. На его шее темнели разводы грязи, сальные волосы слиплись и торчали рыжевато-коричневыми перьями, на руке нагноилась свежая царапина. Глаза покраснели, из них сочилось что-то липкое. Глядя на него, я ощутил укол вины, стыдясь за свою чистую одежду.

В то утро, занятый мыслями о Франческе, я захватил всего один пучок укропа для Доминго, поскольку знал, что буду проходить мимо его прилавка. Не ожидал наткнуться на Марко. И теперь, откинувшись назад, предусмотрительно прикрыл ладонью тяжелый от доверенных мне медяков карман. У моего лица жужжала муха, но я не решился ее убить, опасаясь, что монеты звякнут и привлекут внимание Марко. Остатки еды — это хорошо, но деньги — куда лучше.

Марко доел морковь и, порывшись в куче мусора, спросил:

— Принес мне что-нибудь?

— Извини, сегодня ничего не было, вынесу вечером.

Он выудил из отбросов горбушку хлеба, счистил с нее грязь и плесень и впился зубами, но хлеб оказался слишком черствым.

— Черт! — Ломоть ударил в кирпичную стену, как будто в нее кинули камень. Марко повернулся ко мне и просветлел. — Знаешь, мне кажется, что вчера вечером я встретил Руфину. Девушка была подходящего возраста и с рыжими волосами, как у меня. Я заметил ее напротив публичного дома, где работала моя мать, но она была с матросом и они вошли внутрь, прежде чем я успел с ней заговорить. Сегодня вечером я собираюсь туда вернуться. — Он подтянул мешковатые штаны и скользнул оценивающим взглядом по моей корзине. — Ты почему ушел с кухни? Собрался на Риальто? Делать покупки для старшего повара? Деньги с тобой?

Я скептически хмыкнул и решил, что крупинка правды заставит Марко мне поверить.

— Деньги? Скажешь тоже! Разве я испанский король? Хочу прогуляться по ряду с оливками, посмотреть на Франческу.

— А для чего тогда корзина?

— Чтобы все решили, будто я пришел за покупками. Не могу же я просто так стоять и таращиться на нее.

— На монахиню! — покачал головой Марко. — Напрасно теряешь время.

— Что ты понимаешь! — Я вскочил на ноги и презрительно щелкнул по зубам большим пальцем. Тут же сообразил, что наделал, но было поздно — монеты звякнули в кармане.

Марко смерил меня взглядом.

— Так у тебя все-таки есть деньги!

— Старший повар велел мне купить груш. — Я отступил на шаг.

Он повел подбородком в сторону дворца дожей.

— Ты становишься таким же, как они.

— Марко, я не могу дать тебе эти деньги! — Черт! Мне больно было слышать собственные слова. Я каждый день трижды сытно питался, спал в теплой, сухой постели, а бедный Марко по-прежнему ничего не имел. Мне хотелось хотя бы немного загладить свою вину и предложить ему хоть что-то. Я присел на корточки, придвинулся к нему и прошептал: — Я правда не могу дать тебе эти деньги и сожалею, что не принес еды. Но я открою тебе тайну.

— Ее нельзя съесть, — помрачнел мой друг.

— Я кое-что узнал о книге.

Марко разочарованно махнул грязной рукой, но в его глазах мелькнул интерес.

— Ну рассказывай, как получить награду! По мне, эта книга ни на что другое не годится.

— Ценность книги намного выше обещанной за нее награды. Дож убивает людей ради того, чтобы ее найти. — Я выдержал эффектную паузу. — Ландуччи ее ищет.

— Ландуччи? Он что, тоже умирает от сифилиса?

— Формулы бессмертия не существует.

— Черт! А то я не знал! Зачем книга понадобилась Ландуччи?

Я никогда бы не стал повторять то, что доверил мне старший повар, да и история с Евангелиями не заинтересовала бы Марко, поэтому я произнес слова, которые он больше всего хотел услышать:

— Ты был прав, старший брат. Старина Рикарди сказал, что должен существовать способ делать золото. — Я поднялся, привалился к стене и, надеясь, что удалось принять умный вид, сложил на груди руки. Я понимал: ни Марко, ни мне ни за что не получить награды, но если я не мог насытить его желудок, то хотел хотя бы подпитать воображение.

Марко вскочил на ноги и, сжимая кулаки, принялся расхаживать по тупику, расшвыривая в стороны попадающийся под ноги мусор.