Вызов - Андрей Валентинов

– Поймите, – внезапно проговорил третий, молчавший до этой минуты, – из-за нее могут погибнуть тысячи людей! Тысячи честных, преданных делу партии пролетариев! Она – знамя, Николай! Мы должны вырвать это знамя из рук врага…

~ Ну хватит, – поморщился Келюс. – Будем драться, пацаны, или давайте расходиться. В «красных дьяволят» я играл где-то в классе втором…

Парень в гимнастерке вновь дернулся, но опять был остановлен старшим.

– Ей не уйти, товарищ Лунин. – Парень попытался произнести это как можно внушительнее, но в середине фразы голос его сорвался на фальцет. Железная рука партии уже раздавила все их змеиное гнездо! Ей не скрыться от возмездия… А ты еще пожалеешь, Николай…

– Уже пожалел! – разозлился Лунин. – Я напрасно пригласил тебя в кино. Тебе, бином, надо в спецшколу для дебилов. А ну-ка, с дороги!

Келюс ждал, что уж теперь парни не выдержат и полезут в драку, но никто даже не пошевелился.

– Мы сейчас уйдем, Николай, – сказал старший. – Но еще увидимся. А пока отдай скантр. Ты лишен пропуска в Убежище. Кстати, из-за тебя твоего дядю отдали под трибунал. Он оказался трусом.

Скантр отдавать не хотелось. Келюс помнил совет Фрола, но мысль о том, как пропуск достался ему, заставила задуматься. Где-то в глубине души Лунину стало жалко Петра Андреевича, да и быть вором в собственных глазах не хотелось.

– Отдай пропуск, товарищ Лунин, – поторопил его тот, что был в гимнастерке. – Все равно отберем!

Их взгляды встретились, и Николай понял, что скантр у него действительно заберут. Очевидно, зацикленные на классовой борьбе тинейджеры получили строгий приказ. Келюс, расстегнув ворот рубашки, достал ладанку и попытался разорвать нитки. Отдавать ладанку этим типам почему-то не хотелось. Нитки поддавались плохо, дело шло медленно, но парни не торопили. Наконец Келюс, разорвав ладанку, отдал значок с усатым профилем типу в комиссарской кожанке.

– Носи на здоровье, – пожелал он на прощание, – юный пионер, бином…

Парни промолчали и, повернувшись, зашагали в сторону ближайшего переулка. Келюс поглядел им вслед, пожал плечами и пошел дальше. Его не испугала эта встреча. Здесь, в центре Столицы, а не в заброшенном подземном коридоре, эти мальчишки с их классовыми заклинаниями смотрелись попросту по-дурацки. Николай, однако, понимал, что, если в руках у таких вновь окажутся револьверы, пощады ни ему, ни Ольге ждать не придется. Скантра Лунину было не жаль: в «Карман» он больше не собирался, а предупреждение Фрола теперь, после того как симптомы странной болезни исчезли без следа, воспринималось несколько скептически. Правда, Николай сразу же почувствовал слабость, но объяснил это неизбежной реакцией на исчезновение защитного поля…

Ночью Келюс проснулся, словно от сильного толчка. Встав, он машинально, не понимая даже, что делает, оделся и направился к выходу. Только у самой двери Николай остановился, сообразив, что творит нечто явно несуразное.

– Стоп! – пробормотал он, стараясь прийти в себя. – Я что, спятил?

Келюс постоял у двери, помотал головой, отгоняя наваждение, и медленно, словно на его ногах висели гири, пошел назад. Проходя мимо зеркала, Лунин бросил случайный взгляд и, увидев свое отражение, вздрогнул. Это было не его лицо! Николай испуганно всматривался в почти незнакомые заострившиеся черты. Белки глаз покрылись сеточкой взбухших сосудов, кожа покраснела, на лбу обозначились глубокие морщины. Келюс бросился в ванную и сунул голову под кран. Ему немного полегчало, и Лунин побрел обратно в спальню.

Спать не хотелось. Николай пытался заставить себя забыться, считал до тысячи, но откуда-то из глубин подсознания всплывало странное желание немедленно встать и уйти на темную улицу. Он понимал, насколько это глупо и нелепо, но желание усиливалось. Лунин уже знал, что нужно делать там, в темноте. И соленый вкус свежей крови вновь почудился ему…

– «Врете! – подумал Николай. – Я вам не ярт!» Он заставил себя выпить пару таблеток снотворного и вскоре забылся тяжелым сном без сновидений.

Утром Келюс понял, что не может выйти на улицу. Солнце, врывавшееся в окна квартиры, пугало; он задернул шторы и лег на диван. Николай не завтракал, даже не выпил чаю, но с удивлением понял, что совсем не хочет есть. Голова была пуста, ни о чем не думалось, и Келюс пролежал до самых сумерек на диване, глядя в белый потолок.

К вечеру ему стало лучше. Николай обругал себя паникером и, чувствуя прилив бодрости, собрался погулять. Краешком сознания он понимал, что вечером, да еще в таком состоянии, на улицу выходить не стоит, но прохладный сумрак манил, и Келюс, накинув легкую куртку, вышел во двор, с удовольствием вдохнув свежий, уже остывший воздух.

Николай не знал, куда идет. Ноги сами несли его через затихший центр по Тверской куда-то в сторону замерших столичных новостроек. Келюс с удивлением понял, что не чувствует ни малейшего страха. Даже Сиплый с его адской собакой не казался уже опасным. Вспомнив трех типов, забравших у него скантр, Лунин решил, что сейчас ни за что бы не отдал пропуск. Что он мог бы сделать один против троих, Келюс не знал, но почему-то думал, что теперь эти парни ему уже не страшны.

И вдруг Николай сообразил, что уже ощущал нечто подобное. Он на миг задумался и тут же вспомнил: в подземелье, после схватки в «Кармане». «Я, наверное, болен, – понял Келюс. – Да, я болен, Фрол был прав». Однако эта мысль ничуть не испугала. Сейчас, поздним вечером, эти новые ощущения даже понравились ему. Николай вдруг почувствовал впервые за весь день голод и пожалел было, что не поужинал, но понял: пельмени в пачке, поджидавшие его в холодильнике, уже не нужны. Ему хотелось чего-то иного. Внезапно Келюс понял, что ему надо, и наконец испугался, но не повернул назад, а по-прежнему шел куда-то, ведомый непонятным ему инстинктом. У Белорусского вокзала к Николаю пристала какая-то пьяная компания. Он остановился, не слушая воплей, перемешанных с густыми выражениями, и спокойно ждал. Один из хулиганов – здоровенный парень в порванной майке, ростом чуть ли не на голову выше Келюса, – уже схватил его за плечо, но вдруг, взглянув в лицо Николаю, почему-то отшатнулся. Лунин усмехнулся. Внезапно его правая рука молниеносно взметнулась, пальцы с неведомой ранее силой ухватили Парня в порванной майке за горло. Тот захрипел, и Келюс понял, что через несколько секунд его противник будет мертв. Он заставил себя разжать пальцы и, не глядя на парня, бессильно сползавшего на асфальт, зашагал дальше. Случившееся его даже не удивило, Келюс знал, что теперь он способен на куда большее.

Он шел вперед сквозь опускавшуюся на город ночь, думая, что напрасно слушал Фрола и боялся своей непонятной болезни. Он не болен, Николай понимал это с каждой минутой все отчетливей. Это просто была его новая жизнь.

Келюс шел уже больше часа, но и не думал уставать. Внезапно откуда-то из переулка к нему метнулась мелкая облезлая шавка, диким лаем встретившая нарушителя своих владений. Николай, не любивший собак размером с крысу, инстинктивно отпрянул. Шавка, подзадоренная этим, метнулась к нему прямо в ноги, и вдруг с нею произошло что-то странное. Внезапно замолчав, она попыталась остановиться, но не успела и на полном ходу ткнулась в кроссовки Келюса. Это почему-то привело собаку в истерическое состояние, она взвизгнула, отскочила на несколько метров и, подняв морду к небу, жутко завыла. Николай сделал шаг вперед, но собака, подпрыгнув на месте, с жалобным лаем скрылась в темноте. Это было, конечно, странно, и Келюс решил обдумать все происходящее, а заодно и покурить.