Люди идут по дороге - Сергей Владимирович Киреев

class="v">И исчез, и пропал ни за грош.

Так и ездиют к нам на машинах,

Чтоб людей раскалять добела —

Офицеры, сержанты, старшины:

«Мы его победили, козла!»

Вот за стойкой грустит тётя Шура,

Сеня мечется, в дудку трубя:

«Юрий Юрьевич, Юрочка, Юра,

Мы всё помним, мы пьём за тебя!»

За окном почернела природа,

Соловей на берёзе затих,

И менты над душой возле входа

Вроде мельниц стоят ветряных,

Заливают шары на халяву.

Мы в сторонку отходим, скорбя,

Мы найдем на них, гадов, управу,

Юра, где ты? Мы пьём за тебя…

1992

«Пусть работой и жизнью ушиблены мы и контужены…»

Пусть работой и жизнью ушиблены мы и контужены,

И тоска нам мозги занавесила огненным заревом,

Как средь каменных глыб, меж домов затерялась жемчужина —

Бар, стекляшка вдали — мы зовём это место «Аквариум».

Мы приходим туда. Мы спокойно, как рыбы, тут плаваем.

Мы прокуренный воздух ноздрями хватаем, как жабрами.

Нас за нашу щетину, обувку, одёжку дырявую

Из культурных других рестораций гоняли бы швабрами.

Мне б ещё и ещё

Локоть друга, плечо

Ощущать — и не к стенке вставая,

А за столик, втроём!

Эх, родной мой район,

Эх, любимая наша пивная…

В светло-сизом дыму плющ по стенам ползёт вроде водорослей —

Это нам красоту создала тётя Валя, буфетчица,

Что за стойкой стоит целый день, дама в теле и в возрасте,

И душе хорошо здесь — уютом, теплом она лечится.

Участковый Серёгин внимательно нас инспектирует,

«Водолаз» — его кличка, — он к нам, словно в царство подводное,

Погрузился, глядит: «Как? Чего?» С ним, с весёлым транжирою,

Вместе пьём мы в итоге за дело его благородное.

Всем нам крышка, капут —

Все стекляшки снесут.

Это значит, в кругу коллектива,

На судьбу не ропща,

От души, сообща

Нам с друзьями не пить больше пива.

Сход великих вельмож и вождей, на ходу засыпающий,

Встрепенувшись однажды, из нас понаделает вскорости

И филе, и консервов, и рыбных котлет, но пока ещё

Тётя Валя у стойки стоит — дама в теле и в возрасте…

Им бы просто, вельможам, покрепче вздремнуть, успокоиться.

В нас одно только видится зло, будто в пьяном угаре, им.

И любимая наша страна, как тарелка, расколется,

Потому что сначала снесут наш любимый «Аквариум» …

Эх, Советский Союз,

Козырь ты, главный туз,

Только нет никакой перспективы

У тебя впереди,

Если ты, сам гляди,

Вместе нам не даёшь выпить пива…

2002

««От пьянства люди лечатся», — сказал мне зам. по тылу…»

«От пьянства люди лечатся», — сказал мне зам. по тылу

И щёки свои красные надул, как паруса, —

Бумажку, хрень какую-то суёт мне прямо в рыло:

«Поедешь на лечение! На сборы — полчаса!»

Мне дали в провожатые очкастого майора —

Спортсмен, отличник, умница, наставник, строевик!

А я, бывает, спать ложусь в овраге у забора,

Мне птицы машут крыльями, ко мне патруль привык!

И вот мы покумекали,

Вагон узнали свой,

И он сказал: «Поехали!»,

Зевнул, махнул рукой.

Уселись боле-менее,

Шепчу: «Товарищ, брат,

Махнём за уважение

По двести пятьдесят!»

Он поначалу ёрзал, то да сё, мол, трали-вали,

Согласен грамм на семьдесят, а больше — ни-ни-ни!

И мы по первой приняли, конфеткой зажевали,

И он затрясся: «Господи, спаси и сохрани!»

Сидеть бы нам по-тихому, культурно керосинить,

А он три фляги высосал, — как рыба, рот раскрыл,

В титан полез, обжёгся, ждёт, когда вода остынет,

Часы, погон, кокарду, портупею утопил!

И, пополам согнувшись, мы остались в пополаме,

Зато на кухне плётками гоняли поварих:

«Отход! Подход! Фиксация! Равнение на знамя!

Эй, кто там правой шлёпает? С носка ему, под дых!»

Огни вдали размазаны,

Майор скулит во тьму:

«А с кем, вообще, мы связаны?

И что у нас к чему?»

Вот звякнула, как запонка,

Упала мысль. Я рад,

Что мой внучатый папенька

Прабабке сводный брат.

А я служу на севере,

И, значит, у меня

Троюродные девери —

Ближайшая родня.

Мы к машинистам бегали показывать дорогу,

Парад давали, спорили: «Ну, всё же, кто мы есть?»

По коридору топали, шагали строем в ногу,

Тянули спички, думали, гадали, где нам слезть.

На чём в разведку ездиим — на лошади, на танке,

А, может, мы ракетчики? Спортрота? Ни хрена!

Мадам в пенсне сказала нам, что мы — орангутанги,

И с горя с нами выпила без закуси до дна.

Майор с какой-то выдрою

Затеял хоровод,

В окно махал поллитрою,

Кричал, что всех убьёт!

Потом «Калинку» спели мы,

И в тамбуре, в углу

У печки под шинелями

Заснули на полу.

…Часы над ухом тикают, бегут собаки-стрелки,

Вот проводницын голос мы сквозь дрёму узнаём:

«А если кому холодно, возите с собой грелки!

Вас тут — как кур в курятнике, и всех доставь живьём!»

Мы вздрогнули, прочухались: под боком Дарья с Марьей,

А за окошком вечная, сплошная мерзлота.

Эх, нам бы в Запорожье! Мы попали в Заполярье!

Да кто рулил-то, где он? Гад, скотина, сволота!

И даже Дарья с Марьей