Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества - Кирилл Соловьев

Еще в 1861 г. П.А. Валуев писал о «классе пролетариев» среди «чиновного сословия». Спустя два десятилетия государственный секретарь А.А. Половцов с нескрываемым презрением говорил о «канцелярских пролетариях»[369]. О «беспочвенности» российского чиновничества впоследствии говорили в консервативных кружках и на дворянских собраниях[370].

В словах о «чиновнике-пролетарии» была своя правда. В первой половине XIX в. расходы на содержание государственного аппарата были на удивление малы. Например, по Министерству юстиции они приблизительно в два раза уступали французским, в три раза прусским и в четыре раза австрийским. По Министерству внутренних дел они были более чем в два раза меньше австрийских, приблизительно в четыре раза меньше французских и в пять раз меньше прусских. Все это, естественно, сказывалось на социальном положении бюрократии, в особенности среднего и нижнего звена. Чиновники с семьями нередко должны были жить на 5-10 руб. в месяц, что было явно недостаточно. Скудность жизни, практически нищета большинства государственных служащих, стала важнейшим фактором, провоцировавшим коррупцию в России. В правительстве знали об этой проблеме и принимали определенные меры в этом направлении. В 1860-е – 1870-е гг. жалованье чиновничества выросло в среднем в 1,5–2 раза[371]. Впрочем, «среднее звено» бюрократии не могло быть в полной мере довольно. В конце XIX в. начальники отделений получали от 3 до 3,5 тыс. руб. в год, столоначальники – от 1,5 до 2 тыс. По словам К.А. Скальковского, «такое вознаграждение людей, получивших высшее и специальное образование, которые по летам должны уже иметь семейства и для которых их должности по большей части служат венцом служебной карьеры, незначительно. В Петербурге, по крайней мере, оно не соответствует уже условиям жизни»[372]. Писцы же в департаментах получали существенно меньше: 200–400 руб. в год[373].

Жалованье выросло и у высшей бюрократии, которая и прежде не бедствовала. Многие ее представители были богатыми землевладельцами. Некоторые из них воспользовались благоприятными условиями 1860-х – 1870-х гг. и занялись предпринимательством. По расчетам А.П. Корелина, в начале XX в. 160 высших чинов, находившихся на действительной государственной службе или же в отставке, занимали 240 позиций в руководящих органах частных компаний[374].

Их коммерческие интересы напрямую отражались на государственной деятельности. Так, князь Александр Оболенский не скрывал своих связей со стекольными заводами и страховыми обществами. Этим была обусловлена его позиция на заседаниях Государственного совета. Другой член этого учреждения князь Л.Д. Вяземский не стеснялся напоминать, что его семья обладала майоратом, на территории которого располагались заводы, и это так или иначе определяло его взгляды[375]. А.А. Абаза активно играл на бирже, пользуясь никому не известной информацией[376]. Ходили слухи, что Вышнеградский тоже этим не брезговал[377]. Помимо этого, Абаза не смущался защищать интересы сахарозаводчиков. Схожую позицию занимал и весьма близкий к Александру III человек – П.А. Черевин[378]. В этом вопросе поддерживал Абазу и министр государственных имуществ М.Н. Островский. Он убеждал императора, что в данном случае Абаза отнюдь не отстаивает свои личные интересы. Схожей позиции придерживался и Д.М. Сольский. И Островский, и Сольский оказывали давление на министра финансов Н.Х. Бунге, вынуждая последнего идти на уступки лобби сахарозаводчиков[379].