Кампан (сборник) - игумен Варлаам

1

Жил на белом свете один мальчик. Жил он тихо и счастливо. Счастье его не было каким-то особенным, просто не случалось в его жизни больших несчастий. Белый свет был большим и доброжелательным. Мальчика все любили: и братья, и сёстры, и, конечно, папа с мамой. Следуя древнему завету почитания родителей, их нужно было бы назвать в первую очередь, но для нашего мальчика, более значимыми были братья и сёстры. Они были ему и друзьями, и братьями, и родителями.

Мальчик жил так, что всегда был не один. Сначала за ним повсюду следовала мама, потом с ним стали играть братья и сёстры. Массивный квадратный стол становился домом или гаражом, перевёрнутая табуретка – рубкой корабля или кабиной самолёта, подушки оттоманки – грузовиком или прилавком магазина. Иногда такая подушка превращалась в баян, и тогда мальчик наигрывал: «В путь! В путь! В путь! А для тебя, родная, есть почта полевая… Пускай труба зовёт! Солдаты, в поход!» Он не представлял себя солдатом, но уходящим «в путь» и прощавшимся с родной представить мог. Мальчик любил играть на таком баяне. Этому и учиться не надо было, и мелодии можно было наигрывать только любимые. Нелюбимые песни он не наигрывал, хотя не любил их не сами по себе, а за то, что они вызывали в его душе неизъяснимую грусть.

Иногда он устраивал конкурс баянистов. Играл за одного, играл за другого, а потом подводил итоги. В результате он всегда занимал второе место. Почему второе? Ведь он же был председателем жюри! Может, ему неловко было присуждать себе первую премию. А может, просыпалось в нём некое суеверие, и он думал, что если сейчас так, задаром, получит первое место, то потом, во взрослой, совсем уже настоящей жизни ему никогда не удостоиться первенства… Когда он устраивал автогонки, тоже всегда приходил вторым.

С кем-нибудь из сестёр он выходил во двор играть в песочнице. Они строили песчаные города, ездили по песчаным дорогам, пекли песочные куличи. Когда они возвращались домой, мама возмущалась чумазостью дочери, ставя ей в пример младшего брата. Голубенькая его рубашка в белую клетку оставалась чистой. Тёмно-синие шорты тоже не приобретали песочных оттенков. Только гольфы нужно было вывернуть наизнанку и вытряхнуть из них песок, чтобы завтра снова надеть.

Такой вот чистенький и послушный жил на белом свете мальчик. А был он таким потому, что все его любили.

Мальчик тоже любил всех и даже всё… Не любил он только варёную капусту в супе. Обычно съест бульон, сцедит его ложкой, а всю капусту старательно придвинет к краю тарелки. Да так тщательно избавлялся от капусты, что ни одна полоска не попадала в его ложку. Ну что, казалось бы, за трудность проглотить кусочек вываренной капусты?! Ан нет! Не могли уговорить его ни мама, которую он всегда слушался, ни папа, который воспитывал собственным примером (и тарелка из-под щей у него всегда оставалась чистой), ни братья с сёстрами. Впрочем, последние сильно и не уговаривали.

Так жил на белом свете мальчик. Жил-жил, а потом как-то незаметно умер.

2

Жил на белом свете мальчик. Это был не какой-нибудь маленький мальчик, который только и мог, что играть в игрушки и взрослых людей. Это был вполне самостоятельный мальчик, который уже ходил в школу.

Когда его привели первый раз… во второй класс (ибо ко времени поступления в школу он хорошо умел и читать и считать), посадили на предпоследнюю парту (поскольку все остальные оказались занятыми) и мама скрылась за дверью, он расплакался. Мальчик впервые почувствовал, что находится не среди братьев и сестёр, а среди чужих людей. На его счастье, перед ним сидел тоже всем чужой мальчик, отец которого часто посещал школу и устраивал скандалы по поводу плохого обращения с его сыном. Этот мальчик повернулся к новичку и дружелюбно спросил, откуда он и как его зовут. Они стали дружить, и вскоре наш мальчик освоился.

Каждое утро он собирался в школу: пил какао и ел бутерброд с сыром, надевал белую рубашку и серый в мелкую клеточку костюм, брал портфель, который собирал всегда накануне, чтобы не было лишней спешки поутру, и выходил из дому. Дорога в школу была не очень короткой, и мальчик успевал подумать о чём-нибудь хорошем, не связанным с предстоящими уроками. Иногда в голову приходили и тревожные мысли.

Дворы домов, мимо которых он проходил, казались ему другими странами. А в каждой стране – свои законы. Кому-то мог не понравиться незнакомый мальчишка, вторгшийся в их пределы… Но наш мальчик всегда возвращался из школы целым и невредимым. Его никто не трогал и не обижал.

Он тоже никого не трогал и на школьной перемене чаще всего стоял у стены, наблюдая круговорот ребят в коридоре. Обычно мимо проходили, степенно прогуливаясь, старшеклассницы. И однажды они обратили внимание не на кучу-малу, которая кишела под ногами, а на него.

– За что тебя поставили? – посочувствовали они.

– Ни за что, – спокойно ответил он. – Я сам стою.

Старшеклассницы изумились и потом всегда обращали внимание на мальчика, который на перемене стоял у окна в коридоре, а не бегал, как все, не дрался и не кричал.

Так учился наш послушный мальчик, преодолевая школьную программу и переходя из класса в класс… А белая рубашка, которую он надевал каждый день в школу, к концу недели так и оставалась белой.

Мальчик не только сам не любил кричать, но и дружил с некрикливыми ребятами. У дома – в стране их обитания – они казались всем обычными отроками, играющими в мяч или бегающими по стройкам. Но когда они уединялись где-нибудь в укромном месте – в подъезде или на отдалённом пустыре у костра, то составляли особое братство: говорили о серьёзном, курили дешёвые сигареты, высказывали свои соображения о будущем. И не было в целом мире людей ближе и роднее, чем они.

Один говорил, что хочет стать моряком и плавать на шхуне, другой – выучиться на изобретателя различных механизмов. Наш мальчик мечтал летать и смотреть на проплывающую внизу жизнь. Он не думал, что сможет стать лётчиком, он просто хотел летать… Это, по-видимому, означало: быть не первым… Но что поделать, кому-то ведь надо сидеть и на втором кресле в кабине самолёта… Хотя бы в мечтах.

Однако, как только заходила речь о каких-то познаниях или книгах, мальчик тотчас первым уверенно говорил:

– Я читал!.. – и начинал сбивчиво рассказывать.

Желание проявить себя появлялось порой и у его друзей, а иногда у всех вместе.

Заигрались как-то ребята в войну, ушли далеко на окраину, где им встретился с виду заброшенный отдельно стоящий домик. «Вражеский оплот», – сразу же определили мальчишки и принялись атаковать его. На мелкие выстрелы никто не ответил, и в ход пошли снаряды потяжелее. Бойцы так увлеклись, что подошли к дому совсем близко и метали камни всё крупнее. Вскоре оплот дрогнул, посыпались стёкла, зазвенели осколки. Общее ликование ещё больше подстегнуло воинский азарт.