Их любовник - Татьяна Богатырева

— Ладно, Серега, иди за рояль, — махнул рукой Эдик.

За рояль уселся один из лениво бродивших по сцене. Не то чтобы неохотно, но так, нога за ногу. И заиграл. Я бы сказала, ничего особенного, если бы не знакомые интонации. Мы с Бонни снова переглянулись. Нам мерещится на двоих, или это чертовски похоже на арию Дракулы из спектакля Пельтье восьмого года? Не мелодия, она как раз другая, но что-то в ритме, интонациях… но, увы, не в голосе исполнителя.

Единственным достоинством Димки было то, что он попадал в ноты. Все. Ансамбль звучал на порядок лучше прим-тенора. При этом весь десяток артистов что-то такое пытался изобразить изысканно-хореографическое в духе кубизма. Или модернизма. А точнее — сюра и бреда. Петров что-то с этим сюром и бредом пытался делать, но… короче, лучше бы не пытался.

Бонни, глядя на это, тихо выругался по-итальянски. Это прозвучало так страдальчески, что я невольно прижалась к нему, просто чтобы утешить — ты не один это видишь, мне тоже хочется развидеть.

В общем, мы снова переглянулись и, не сговариваясь, развернулись к выходу. Но именно тут нас заметили. Не потому что глазастые, а потому что на полу валялась какая-то длинная дрянь, я ее задела, и рядом рухнула половина ряда кресел. Потрясающе! Да этот ДК — идеальное место для съемок фильма о гребаных неудачниках! Культурный постапокалипсис!

На грохот развернулись все, включая замолкшего на половине фразы солиста. Чего, впрочем, все равно никто не заметил.

— Нас засекли и взяли в плен, — печально констатировала я, глядя, как с первого ряда к нам несется Ирка. — От Гольцманов еще никто не уходил.

— Может, сделаем вид, что зашли случайно? — Бонни в ужасе попятился от сверкающих энтузиазмом глаз и развевающихся, словно у валькирии, кос Ирки. — Типа туалет искали.

— Позняк метаться, мистер Джеральд. У вас ус отклеился.

— Черт, — буркнул Бонни и ослепительно улыбнулся навстречу Ирке, шагая вперед и загораживая меня плечом. — Миссис Гольцман, рад знакомству.

Ирка что-то защебетала на приличном английском, мол, какая честь, сам мистер Джеральд, а давайте мы вам щас ка-ак покажем все величие и гениальность замысла!

По-хорошему, надо было сматываться сразу. А лучше послушать доброго совета Ольги и не приходить вообще. Неловко — до ужаса! Мы не то чтобы с Иркой дружили, но вполне неплохо приятельствовали. И теперь мне придется как-то ей адекватно объяснить, что денег на этот кошмар Ирвин не даст. Даже не так: я у него и просить не стану. Выпускать это на большую сцену — только позориться, причем всем, начиная со спонсора. Вот только Ирка-то свято уверена, что жуть не жуткая, а гениальная и прекрасная. А я, соответственно, зазнавшаяся жлобка, которая и сама в музыке ноль, и другим не дает.

Черт. Вот я влипла-то! И на сцене уже суетятся, и Эдик тащит к нам Димку — тоже чтобы рассказать величие замысла, не иначе.

Короче, нас спас Бонни. Я бы не решилась прервать спич Эдика, к которому вскоре присоединился и Гольцман — наверное, им показалось, что дуэтом они звучат убедительнее, объясняя нам, как гениально и новаторски они воплотили идею о князе Дракуле, вот прямо намного круче Пельтье! И музыка у них лучше, и режиссура, а что Димка поет так тихо — это не баг, а фича, таков авторский замысел…

— Вот и покажите замысел. У нас с леди Говард есть еще полчаса, так что прошу, — Бонни повелительно указал на сцену. — Дракула, поверенный и Мина, финальный эпизод.

Все заткнулись и забегали, даже не подумав обсуждать приказ. Вот что значит настоящий режиссер!

Финал, поставленный Петровым, можно было назвать одним словом: пипец. Причем от слова пипетка. То есть в целом задумка была ничего так, мизансцены в самом деле поинтереснее, чем в поппури от Пельтье, и даже некая режиссура присутствовал. Но Димка портил всю малину. Он так старался выжать из себя Великого Актера… короче, его партнерам по сцене можно было только посочувствовать. Особенно в том, как им приходилось петь, бедняжкам. Что Алеся (студентка третьего курса музкомедии), что Гоша (мужик лет сорока, незнакомый и слегка прихрамывающий) изо всех сил старались соответствовать, то есть не звучать совсем. Иначе бы Димка просто потерялся нафиг. Дракула, вашу мать!

— Я думаю, не стоит давать им ложных надежд, — шепнул мне на ушко милосердный Бонни. — Девочка ничего так, этот бородатый тоже, если бы не хромал, но этот их Дракула! А режиссура…

— А сценарий… — вздохнула я ему в тон.

— Давай я сам скажу, что богадельню лучше прикрыть прямо сейчас.

Мне очень хотелось спрятаться за спиной Бонни и предоставить ему озвучивание приговора, но… это же мои однокурсники! А я — не трусливая курица. Я смогу и сама. Надо. В любом случае мне придется научиться это делать. Хоть и не хочется просто до ужаса! Ведь я очень хорошо их всех понимаю. Я сама долгих пять лет была на той стороне баррикад, рассказывала о величии авторского замысла и просила бабла для гениальных концертов гениального композитора. Боже, как тогда все было просто! То есть казалось простым! Я думала, если есть бабло — почему бы не дать его нам? Лорду Говарду ж без разницы, на какую именно культуру его потратить. Он же бизнесмен, а не музыкант. Вот я бы, если бы вдруг, я бы всех осчастливила!

Ага. Бери и осчастливливай. Кому будет плохо, если я выделю из своих расходов «на булавки» тысяч сто баксов? Мы на синих китов дали двадцать миллионов фунтов, просто так, от великой дури. А тут не какие-то незнакомые киты, а мои собственные однокурсники. Почти друзья. Чего мне стоит дать им бабла? Можно из собственных гонораров, я за один только «Бенито» уже получила раз в десять больше.

Ирка смотрела на меня с такой надеждой, что я чуть было не поддалась. В конце концов, это же так просто, быть доброй феей! И плевать, что они с этим мюзиклом провалятся. Плевать, что потеряют репутацию, которой пока и нет. Плевать, что потратят на постановку еще несколько месяцев жизни, что та же Алеся засветится в провальном проекте, после которого ее ни один нормальный режиссер не возьмет. Даже на то, что среди сотни действительно стоящих проектов, которые поддержал лорд Говард, затешется один позорный.

Впрочем, при хорошей рекламной поддержке и не такое дерьмо пипл хавает. Десяток-другой хвалебных статей, покрутить на радио несколько удачных номеров — и жуть от Петрова и Гольцмана еще и станет русским хитом. И репутацию русского мюзикла это не погубит, потому что губить там все равно нечего.

Черт. Даже не знаю, что будет хуже — позволить им с треском провалиться, или стыдиться, что благодаря мне кошмар ужасный станет новым витком русской культуры.

— Не надо, Бонни, — я погладила его по руке. — Я должна объяснить это Ирке сама. Она же моя подруга.

— Ты права, мадонна, — он легко сжал мою ладонь. — Только давай скорее смотаемся отсюда?

Мы в самом деле смотались очень быстро. Мне не хватило смелости сказать при всей труппе, что дело дрянь. Впрочем, это и так было понятно по морде Бонни, да и моей тоже. Всем, кроме Ирки. Она продолжала гореть энтузиазмом, надеяться на чудо и наш с ней завтрашний разговор. А пока всучила мне клавир вместе со сценарием, чтобы мы с Бонни могли просмотреть его сами, ведь мы пока не видели самого интересного…