Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

Сюзанна не осталась равнодушной к мужскому обаянию Игоря, стала интересоваться его жизнью и как-то раз, в воскресенье, предложила вместе погулять по городу. Игорь пресек попытку сближения, сказав, что женат, что он отец многочисленного семейства. Раздосадованная женщина удалилась и больше ему не помогала. Игоря это не смутило. Он приходил утром и вечером — навестить «своего больного» и окунуться в привычную атмосферу больницы, пропитанную запахами хлорки и эфира. Жизнь здесь текла размеренно, как в улье, оборудование было самым современным, препараты — самыми лучшими, всего имелось в изобилии, но врачи ворчали и жаловались. Им бы пройти практику в клинике Тарновского, не в самой худшей из советских больниц, тогда они бы поняли, что такое нищета и отчаяние, и перестали ныть. Никто, в том числе больные, не понимают, как им повезло.

— Проявлять недовольство и злиться в таких отличных условиях — значит оскорблять тех, кто лишен даже самого необходимого.

— Знаете, Игорь, не стоит забывать, что французы — прирожденные ворчуны.

Игорь с первого раза сдал экзамен и стал легальным парижским таксистом. Он водил «симку-режанс» — Виктор передавал ему машину вечером, на площади Нации, а утром Игорь возвращал ее вместе с выручкой.

Прошло много недель. Шансов, что человек выйдет из комы, практически не осталось. Сюзанна простила Игоря, но продолжала считать, что он тратит время впустую. Пациент не очнется. Он будет постепенно угасать, начнется полиорганная недостаточность, потом остановится сердце. Игорь отказывался сдаваться. На фронте он видел настоящие чудеса. Обреченные на неудачу операции заканчивались благополучно, сердца заводились, мертвые выбирались из общих могил. Ни Мазерена, ни других врачей Игорь у постели больного не видел, но все равно не отступался. Садился рядом с раненым, брал его за левую руку и начинал рассказывать, как поработал. Иногда ему казалось, что он замечает ответную реакцию, время от времени забывался и переходил на русский, а потом засыпал. Дневная медсестра Ирен будила его, приходя на смену.

* * *

На пятьдесят девятый день незнакомец вышел из комы. Игорь рассказывал ему об аварии с участием трех машин на площади Звезды и вдруг почувствовал легкое пожатие. Мужчина пошевелился, открыл глаза и посмотрел на Игоря и Ирен отсутствующим взглядом. Игорь решил остаться в больнице. Они начали задавать вопросы, но ничего не добились. Мазерена очень беспокоила афазия, он считал, что если речь за сутки не восстановится — это будет означать, что с мозгом произошли необратимые изменения.

За неделю раненый не произнес ни одного слова. Администрация больницы подумывала о том, чтобы поместить его в приют, но Игорь замечал прогресс в состоянии несчастного. Он мог поднять руки и пошевелить ногами. Мог сам поднести стакан к губам и сделать глоток воды. Он много раз улыбался Игорю, когда тот делал ему массаж, чтобы восстановить мышечный тонус. Вместе с Ирен, держа неизвестного под руки, они помогли ему сделать несколько шагов. Каждый день дистанция удлинялась на метр.

Однажды вечером Игорь читал «Монд» у постели неизвестного, тот чихнул, он машинально произнес «Будьте здоровы!» — и услышал в ответ:

— Спасибо…

— Вы… вы заговорили! — изумился Игорь.

— Где я?

— В корпусе Шарко больницы «Питье».

Игорь помчался в ординаторскую:

— Он говорит!

Ирен начала задавать вопросы:

— Кто вы, мсье? Как вас зовут?

— Не знаю…

Сестра озабоченно покачала головой.

— Вам не кажется, что у него странный акцент? — спросила она Игоря.

— Я ничего не заметил.

— Как ваша фамилия, мсье? Вы помните свое имя?

— Моя фамилия? Мое имя? Я не помню. Я ничего не помню, — произнес мужчина с сильным немецким акцентом.

— Черт, да он же бош! — воскликнула Ирен.

Сесиль приняла решение измениться. Нам часто хочется перемен в жизни. Мечтаем о чем-нибудь, но ничего не происходит. Даем себе обещания, строим планы, которые никогда не сбываются. Ждем лучшего будущего — так проходят дни, годы, а клятвы и зароки так и остаются пустым звуком. Сесиль перестала строить планы. Я подошел к двери и услышал жуткий грохот. Мне показалось, что в квартире рычит грузовик. Я спрятал ключи в карман, позвонил, потом стал барабанить кулаком. Шум мотора стих. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сесиль — грязная, как трубочист, со всклокоченными волосами. Она была в рубашке Пьера и с тряпкой в руке.

— Что стряслось?

Она смотрела на меня без улыбки, нахмурив брови:

— Я сделала генеральную уборку жизни, теперь навожу порядок в квартире.

Сесиль отодвинулась в сторону, и я остолбенел. Гостиная совершенно преобразилась, как будто добрый джинн из лампы одним щелчком превратил комнату, где царил вековой беспорядок, где никогда не стирали пыль с мебели, где горы грязных тарелок громоздилась среди пепельниц с окурками и пустых бутылок, а на полу валялись газеты вперемешку с конспектами, коробками, мятыми брошюрами, рваными конвертами и пластинками без конвертов (они лежали в другой куче), где повсюду стояли вазы с увядшими цветами, — в образцово-показательное жилище. Диван напоминал ободранную заживо медвежью тушу. Грязные, прожженные чехлы от подушек валялись на паркете. В комнате вкусно пахло воском, все блестело и сверкало, как на рекламе выставки электробытовой техники, обещавшей женщинам легкую жизнь.

— Ну как тебе?

— Невероятно.

— Хочешь сказать — классно. Я сутки корячилась. Вынесла из гостиной десять мешков мусора. Мы задыхаемся от ненужных вещей. Мне стало легче дышать. А тебе? Устала, правда, как собака.

Я обошел гостиную, где каждый предмет обрел свое прежнее место. В книжных шкафах, занимавших две стены от пола до потолка, разместились книги, журналы и бумаги, дюжина стопок в метр высотой ждала выброса на помойку.

— Ты же не думаешь избавиться от книг?

— Я оставлю наши с Пьером любимые, остальные некуда девать. Пластинки я не трогаю, это святое. Пьер согласен без жалости истребить ненужное.

— Ты получила письмо? Как у него дела?

— Он интересуется успехами маленького братца в математике.

— Ты… рассказала ему о Франке?

— Я все ему рассказываю.

— Что он ответил?

Она развернула письмо, нашла нужное место в тексте:

— «…нужно избавиться от всего лишнего. Сделай уборку. Выброси бесполезные вещи…»

Она скомкала листки и бросила их в мусорное ведро.

— Если хочешь, возьми книги себе, я все равно их выкину.

— Это идиотизм. Можно отнести книги к Жиберу.[93]У них есть букинистический отдел.