Ричард Длинные Руки - гроссфюрст - Гай Юлий Орловский

— Предавать Отечество, — сказал я высокопарно, — тоже не совсем как бы то, рановато, в смысле. Не оценят. Еще не демократия.

— Что за…

— …Отечество? — переспросил я. — Знаешь, устал уже объяснять. Да и зачем знания мертвому?

— Я не мертв, — прорычал он.

Я успокоил:

— Сейчас будешь.

Со стороны завала послышался шум, крики, топот ног, донесся голос Рульфа:

— Ваша светлость!.. Мы сейчас!..

Марсал услышал тоже, лицо перекосилось злой гримасой.

— Я сдаюсь…

Я торопливо выдернул из ножен на поясе кинжал.

— Очень благородно, — сказал я громко, — драться до конца. Я передам Фальстронгу, что ты сражался храбро и погиб в бою…

Он прохрипел торопливо:

— Я сдаюсь!

Я приложил острие ножа к яремной вене.

— Да, это красиво — не сдаться, а умереть в схватке…

Он вытаращил глаза, отчаянно рванулся. Стальной клинок, острый как бритва, задел артерию. Я отшатнулся в сторону, избегая брызжущей струи, меня затрясло, только что совершил хладнокровное убийство, и хотя не решался и вряд ли сумел бы, но Марсал сам помог, рванувшись из-под меня изо всех сил, но все равно я готов был убить, хотел убить безоружного и сдающегося, а то, что колебался, не слишком и оправдывает…

Рульф подбежал со всех ног, опередив других, за ним рыцари, арбалетчики и лучники, Марсал с воем катается по земле и пробует зажать ладонями рану, однако давление крови отшвыривает руки, и наконец он стих, вытянулся, уставился застывшими глазами в небо.

— Ваша светлость, — проговорил Рульф обеспокоенно, — что с вами? Не ранены?

— На вас лица нет, — сказал командир арбалетчиков, — ваша светлость, победа!

Рульф воскликнул с подъемом:

— Ваша светлость, у нас полтора десятка раненых, убитых нет вовсе! Отряд гиллебердовцев разгромлен, уцелевшие сдались, простых связали, рыцари дали слово…

Я проговорил непослушными губами:

— Да, это… хорошо. С этого… снимите доспехи, возьмите оружие. Его самого можно оставить.

Один из лучников сказал нерешительно:

— С виду знатный…

— Знатнее не бывает, — согласился я. — Это принц. Принц Марсал. Сын благородного короля Фальстронга, нашего союзника. Негодяй предал Отца и переметнулся на сторону Гиллеберда…

Они смотрели на него потрясенные, молчали угрюмо, потом командир арбалетчиков сказал мрачно:

— Тогда да, оставим. Такого пусть стервятники погребают.

— С убитых снять доспехи, — распорядился я, — забрать оружие и вообще все ценное. С пленными разберемся потом. А сейчас… возвращаемся.

Рульф спросил озабоченно:

— А насчет пленных… Коней им или как?

— Только рыцарям, — ответил я, — как и личное оружие. Остальных в Савуази пешком, можно — в шею. Сами виноваты, надо было рождаться дворянами!

В Савуази въехали, как в столицу крайне враждебного государства, все настороженные и готовые к бою, копейщики по краям, в середине отряда меня окружают, закрывая своими телами, рыцари-армландцы и арбалетчики.

Роскошный дворец похож на взятую с боем крепость: трупы давно убраны, но на каждом шагу закованные в прекрасные доспехи воины, каждого оглядывают, смиренным монахам велят открывать лица, а кто противится, тому насильно откидывают капюшон на спину.

Я сразу отправился в кабинет Гиллеберда, барон Саммерсет занимался пленными, виконт Рульф с энтузиазмом взялся помогать, кого-то расхваливал за красивую схватку, с кем-то даже раскланивался и обменивался комплиментами. Хорошо быть победителем, мелькнула мысль, вон как цветет…

Пленные упорно отказывались не только присягать мне, но и никто не давал клятвы, что не обратит против меня оружия, так что у них забрали оружие, доспехи и отвели в подземную тюрьму, благо у Гиллеберда она почти такая же громадная, как и сам дворец.

С простыми ратниками, захваченными в плен, все проще, все согласились выполнять любые работы, если только не воевать против своих, и управитель Бальза сразу же пристроил их к делу.

На следующий день начали возвращаться по одному отряды Клемента Фицджеральда, барона Вайтхолда, оба с пустыми руками, и только сэр Каспар Волсингейн с его быстрыми и беспощадными горцами успел разбить крупный отряд турнедцев, захватил богатую добычу и привел толпу захваченных в плен.

Я осмотрел всех тщательно, настроение хуже некуда, Гиллеберда нет, что-то нечисто, я же понимаю, где-то должен быть, только он лично мог спасти положение… или хотя бы попытаться это сделать.

Фицджеральд, Вайтхолд и Волсингейн одинаково виновато разводили руками.

— Ваша светлость, ну не было там Гиллеберда!.. Не было. Мы так смотрели, что просто уж и не знаем…

В зал ворвался молодой воин в кольчуге до колен, простоволосый, глаза горят сумасшедшим огнем:

— Ваша светлость!

Я спросил раздраженно:

— Что стряслось?

— Вам послание от сэра Геллермина!

Я насторожился.

— Что у него? На город готовится нападение? Или крестьяне отказываются доставлять продовольствие в город?

— Совсем нет, ваша светлость, — вскрикнул он. — Сэр Геллермин докладывает, что ему удалось захватить турнедцев, что ехали из Армландии! Ваша светлость, среди них оказался… сам Гиллеберд!

Я охнул, чуть не схватился за сердце, непроизвольно вскочил, уставился на него не верящими глазами.

— Что? Кто?

— Гиллеберд, — повторил он. — Его Величество Гиллеберд Фруассар, король Турнедо.

Мои лорды вскочили, как и я. Смотрели непонимающими глазами. Первым тяжело вздохнул и сел сэр Клемент, а Каспар разочарованно выругался, словно один из его диких горцев, даже воспитаннейший сэр Вайтхолд стукнул кулаком по столешнице и сказал горько:

— Ну почему так?.. Мы трое гонялись за ним, в засадах корчились в три погибели… а он сам в руки пришел тому, кто и не ждал вовсе!

Я спросил гонца:

— Как было дело?

— Они вынырнули неожиданно, — доложил он. — Мы выехали из города в сторону двух дальних сел, где обещали наладить производство сыра… С нами было сорок человек, и тут вдруг из-за поворота турнедские рыцари числом человек двадцать! У нас, к счастью, арбалеты уже взведены, там нужно было проезжать одно опасное местечко… сэр Геллермин, недолго думая, велел стрелять, а потом задавать вопросы, говорит, у вас научился…

— Да-да, — сказал я нетерпеливо, — я беру ответственность на себя. Что дальше?