Дело не в генах. Почему (на самом деле) мы похожи на родителей - Оливер Джеймс

Как я рассказывал в главе 1, я был единственным сыном в семье и отец относился ко мне совсем не так, как к остальным детям – трем моим сестрам. Он постоянно говорил мне, что я «очень умный» и могу достичь в учебе таких больших успехов, каких от меня не ожидают ни учителя, ни мать (он не говорил ничего подобного в адрес моих сестер). В конце концов его желание стало для меня приказом.

Проецирование представлений матери на дочь может иметь не менее предвзятый характер. У одной моей пациентки до рождения дочери уже было трое сыновей. Никто из них не блистал в школе, и она довольно спокойно относилась к их успеваемости. Совсем другая история с ее дочерью. Моя пациентка была единственной дочерью в семье, и ее отец-сексист всегда говорил, что задача женщины – быть хорошей женой и матерью. Она училась в университете, но мало чего достигла в профессиональном плане, а потом вышла замуж и бросила работу. Она была страстной феминисткой и хотела, чтобы у ее дочери жизнь сложилась по-другому. С самого раннего возраста дочки она пристально следила за ее успехами в учебе, читала ей, играла с ней в развивающие игры, занималась. Неудивительно, что девочка прекрасно училась и была звездой класса. Однако за ее успехи пришлось заплатить высокую цену. В 15 лет у нее развился крайний перфекционизм, сопровождавшийся булимией и причинением себе физического вреда (нанесением порезов). В этом случае нет ничего необычного, в нашем обществе наиболее психически нездоровая группа{225} – 15-летние девушки из высших социальных слоев, самые успешные в учебе. По данным на 2006 г., 44 % девушек находились в депрессии или страдали тревожным расстройством. В период между 2009 и 2014 гг. количество 13-летних девочек, страдающих депрессией, выросло с 13 до 20 %.

Ни моя пациентка, ни ее дочь не могли понять, откуда взялась эта озабоченность результатами учебы. Я часто сталкиваюсь с подобной мистификацией, когда сами девушки говорят, что не испытывают давления со стороны родителей. Однако, когда мы начали разбираться подробнее, выяснилось, что мать не давала дочери возможности просто играть, быть ребенком. Мы смогли определить, как зарождалась проблема, потому что отец несколько раз снимал своих жену и крошку-дочь на видео. Благодаря видеороликам мы увидели, что мать не реагировала на попытки малышки инициировать взаимодействие с помощью улыбки или зрительного контакта и вместо этого или игнорировала девочку, или неласково отвечала ей, или отходила от нее, или требовала, чтобы та поела, когда было очевидно, чего хотел ребенок.

Когда моей пациентке удалось справиться с шоком, она быстро смогла связать воспитание дочери со своими собственными детскими попытками сделать так, чтобы отец воспринимал ее всерьез, и жаждой успеха. Она изменила отношения с дочкой, и та вскоре избавилась от булимии и перестала резать себя. Перфекционизм до какой-то степени сохранялся, но сошел на нет за три года, в течение которых я работал с ее матерью. Сегодня в семье больше нет такой проблемы.

Несмотря на некоторый прогресс, достигнутый феминизмом, по-прежнему можно встретить множество пережитков сексизма, проявляющегося в обращении с дочерями. В состоятельных семьях по-прежнему часто сыновья получают львиную долю наследства, чтобы сохранить неделимыми поместья. В некоторых азиатских странах традиционно женщинам запрещено наследовать власть. В одном семейном бизнесе отец заявил своей очень способной, окончившей университет дочери, что он не позволит ей завладеть всем после его смерти, потому что женщины «слишком эмоциональны». Ее брата готовили к тому, чтобы он стал преемником отца, так же как когда-то готовили отца. То же самое происходит в некоторых состоятельных британских семьях.

Несмотря на десятилетия существования феминистского движения, в нашем обществе сформировался весьма устойчивый набор ожиданий, возникающих у родителей, когда они узнают пол будущего ребенка. Конечно, родители могут рассуждать о равенстве, но в реальности поведение мам и пап часто различается. Нам еще далеко до истинного психологического равенства, которое можно встретить в Скандинавских странах.

Две трети детей утверждают, что их родители{226} явно оказывают предпочтение одному из их братьев или сестер. Среди причин могут быть такие простые, как внешность ребенка. Красота{227} влияет на реакцию отцов и матерей, а также других людей. Но чаще фаворитизм связан с историей семьи{228}: родители оказывают ребенку предпочтение из-за его пола и порядка рождения.

Опять приходит на ум мой собственный пример. Как многие любимчики, я вспоминаю отца с нежностью. Но за особое отношение часто приходится платить. Во взрослом возрасте некоторые начинают обижаться. Например, Памела, 35-летняя американка. Она сначала написала мне электронное письмо, затем мы проводили сеансы по Skype и пять раз встречались лично, когда она приезжала в Англию. У нее был смешанный опыт фаворитизма.

Памела – младшая из четырех дочерей в обеспеченной калифорнийской семье. Обо всех девочках в раннем возрасте заботились в основном афроамериканские няни. Тем не менее на них в разной степени оказывала давление их мать Джорджина, хрупкая женщина со сложным характером и депрессией.

Памела также страдала легкой депрессией, от которой удалось излечиться, но у ее троих сестер были более серьезные проблемы, от сексуальной зависимости до психического заболевания. Памела избежала таких серьезных расстройств, так как была любимицей отца.

С пяти лет он звал ее играть с куклами к себе в кабинет, пока занимался бумажной работой. Когда он отправлялся покататься в двуколке, брал ее с собой. Он обнимал ее, дарил подарки, хвалил за успехи в учебе и называл своей «маленькой принцессой». В его отношении к ней никогда не было ничего сексуального, однако он использовал ее как эмоциональную опору и относился как к продолжению себя. Когда Памела повзрослела, ему было тяжело смириться с тем, что ей нужна независимость. Ему не нравился ни один из ее молодых людей, она не должна была делать ничего, что помешало бы ей уделять все внимание отцу.

Такой фаворитизм вызывал ревность у ее матери. Когда Памеле было восемь лет, она услышала, как мать ругала отца за отношение к дочери и в конце концов закричала: «Почему бы тебе не жениться на проклятой девчонке?» Памела чувствовала себя бессильной: она не была виновата, что была отцовской любимицей. Когда она стала чуть старше, отец иногда сидел в двуколке и рассказывал ей больше, чем нужно, о трудностях в отношениях с ее матерью. И снова она чувствовала себя в ловушке, потому что ничего не могла сделать, чтобы изменить их неудовлетворительную сексуальную жизнь и брак. Она была в шоке, узнав, что у отца бывают любовницы, однако не могла помешать ему говорить о них или плохо отзываться о своей матери.