Душегуб - Николай Вингертер

class="p1">— Как же! — воскликнул Крюков. — Прекрасно знаю. Это был замечательный человек. И я с ним одно время работал. Вполне допускаю, что у него и перенял эту фразу, хотя такую позицию разделяют почти все мои коллеги. Жаль человека… Помер в прошлом году…

— Я об этом узнал недавно, — сказал Нексин. — Это был своеобразный и оригинальный человек.

— Вы, наверное, хотели сказать, что Кудахтин был не без чудачеств? — улыбнулся Крюков. — О его пристрастии к птице, точнее к курам, мне кажется, знали все, по этому поводу ходили даже анекдоты.

— Что поделаешь? В нашем мире столько чудачеств, как вы выразились, однако каждый сходит с ума по-своему, — сказал Нексин.

Он вспомнил свое первое знакомство с Кудахтиным, куриная фамилия которого была вполне оправдана.

Нексин пришел в прокуратуру района к Кудахтину по жалобе. Типовое одноэтажное здание, как и положено, стояло почти в центре городка, было обсажено кустами сирени и желтой акации; позади находился гараж. Он зашел в приемную и спросил прокурора. Пожилая секретарь, копавшаяся в бумагах, взглянула на него поверх очков, очевидно с плюсом, сидевших у нее неуклюже, как у клоунов в антрепризе, на кончике носа, и сказала: «Он в курятнике». У Нексина был, наверное, не менее дурацкий вид после ее, как ему показалось, с издевкой, ответа. Но она повторила, что Кудахтин в гараже, и показала куда идти. Он прошел к гаражу, открыл дверь и остолбенел: здесь не было машин, а по всему помещению были устроены насесты, по углам клетки, и отовсюду слышались кудахтанье и возня в соломе и кормушках десятков разноцветных, больших и каких-то совсем маленьких, не больше голубей, кур. Под потолком ярко горели электрические лампочки, свет падал также из зарешеченных окон, и посреди этого экзотического царства пернатых стоял с умилительной улыбкой, с дымящейся папиросой Кудахтин. Он, увидев Нексина, извинился, сказал, что только зашел сюда перекурить, заодно проведать птицу. От него Нексин и услышал, что нравятся ему куры, еще с детства, но, если раньше за ними сам и ходил, теперь некогда, ими в основном занимается секретарша, а сюда заходит полюбоваться птицей. Но от его увлечения есть и польза: во-первых, секретарша собирает регулярно яйца; во-вторых, старых кур куда-то уносит, говорит, что раздает людям, но он подозревает, что отдает на забой, хотя ему не признается, а он, как ни странно, курятину не ест, употребляет только яйца, и те в сыром виде, потому что никакие другие, кроме своих, еще теплых, из-под курицы, в жизни пить не станет, а они очень полезны. «Так что, дорогой Алексей Иванович, — сказал он, — это у меня подобие амплуа, как говорят французы, или хобби, как говорят англичане, а на русском банально и просто — увлечение. Но, замечу, от него есть и еще одна польза, — он достал другую папиросу, — взять, например, курево. Я его не покупаю, покупает секретарша на деньги, вырученные от продажи яиц, потому что яиц несут они, — он махнул в сторону кур, — несусветное количество… Так что можете обращаться ко мне, поделюсь яйцами… Чрезвычайно полезная вещь…»

Крюков, слушал рассказ Нексина о его первом знакомстве с Кудахтиным, улыбался, одновременно, не без любопытства, разглядывал чучело филина. А когда Нексин замолчал, сказал:

— Роскошный экземпляр!.. От такого не только курам, но и петуху было бы несдобровать…

Короткий зимний день тем временем уже подходил к концу, за окном смеркалось; следователь словно забыл, для чего приехал в Залесье. Ему напомнила Борец, заглянувшая в кабинет; она сказала, что подобрала пакет документов по переданному им списку. Крюков забрал у нее бумаги, посмотрел их, затем оформил протоколом выемки и стал собираться.

— Я очень был рад с вами познакомиться, Юрий Петрович. Удивительно быстро пробежало время, — сказал Нексин с сожалением в голосе. — Приезжайте к нам еще, но по более приятным поводам… И, конечно, не буду скрывать, хотелось бы, чтобы дело Кишкелса дальше шло как надо…

— А как надо? — спросил шутливо Крюков.

— Вы сами знаете…

Нексин был вполне доволен результатом встречи со следователем и тем, какое развитие получало дело Кишкелса. Оставался для Нексина вопрос: что делать с выплатой «десятины»? Вольно или невольно жизнь свела его с Варкентиным. Нексин видел, как тот сильно переживает происходящее. Из беседы с Варкентиным уловил, что он к тому же самолюбив, для него небезразлично отношение к нему коллег по работе; еще более важны семья, его авторитет среди домочадцев; но, наверное, Варкентин больше всего гордился тем, как выделялся среди односельчан, занимая почетное положение старосты, которое, как считал, давало ему особое уважение. Во всем этом они были с Нексиным сильно схожи.

«Он теперь полностью в моих руках, — думал о Варкентине Нексин. — Он мне должен и будет стараться не только завоевать доверие, но и угодить. Это важнее всего». Нексин понимал и другое: Варкентин, при всем его пресмыкательстве перед начальством и психологии раба, был трусливым, а это означало, что мог лишь до поры быть услужливым с ним, Нексиным, покуда имел с директора выгоду… Как и когда это могло закончиться — никто не мог сказать наперед… Но теперь Нексин знал, что этот человек будет ему послушным и беспрекословным…

Между тем в поселке царила тяжелая атмосфера напряженности человеческих эмоций, вызванных трагическим происшествием с Кишкелсом. Жителей в Залесье было не так много — около трехсот человек, поэтому так или иначе все здесь друг друга знали, были друзьями, родственниками, поэтому горе каждого воспринималось и переживалось, как личное. Залесчане, как и другие граждане страны, исправно, если не покорно, выполнявшие свои многочисленные обязанности перед государством, которые государство считает их повинностью, чувствовали себя в который раз обманутыми. Подобно овцам, они привыкли следовать за тем, кто определял их судьбы. Хорошо они никогда не жили и знали, что жить хорошо никогда не будут, поскольку, как показывало время, обещания лучшего властями так и оставались обещаниями, в этом была суть политики и политиков, ими управлявших. И все же жители Залесья продолжали надеяться на некую справедливость и отмщение за свое горе, несбывшиеся надежды и потери. И, как в грозовом небе сгущающиеся тучи должны обязательно пролиться и вызвать разряд электричества, как поднимающийся градус пара может вот-вот создать опасность взрыва, так и их злость за случившееся с Кишкелсом, ожидание возмездия также могли перерасти в людское волнение. Это очень хорошо понимал Нексин, старавшийся хоть как-то удовлетворить их жажду мести.

К концу рабочего дня он написал на листке распоряжение, касающееся случая с Кишкелсом. В нем Нексин указал, что «отстраняет от занимаемой должности главного инженера Резника». Свое