Мой учитель - инопланетянин - Брюс Ковилл

в порядке, — пробормотал я. Это было первой ложью, которую я позволил себе за несколько дней. — Извините, что сорвался.

Мистер Блэк пожал плечами.

— Иногда случается, — заметил он.

Этим вечером я снова вышел из себя, когда Патрик язвительно спросил:

— Эй, Дункан, а почему ты снова не сидишь, уткнувшись в книжку? Решил на время вернуться к нормальной жизни?

Я посоветовал ему заткнуться. Он вкатил мне подзатыльник. Тогда я заявил, что с меня достаточно и я ухожу из дома. Разумеется, на самом деле я не собирался этого делать, но, когда жизнь становится настолько нестерпимой, люди иногда говорят необдуманные вещи.

С тех пор как это началось, мне не удавалось нормально поспать. В ту ночь, лежа в постели с закрытыми глазами, я видел Хэмфри Богарта, целующего лошадь Джона Уэйна, в то время как Эд Мак-Магон3 пытался продать консервы для собак Аттиле, царю гуннов. На заднем плане дребезжала смесь из «Роллинг Стоунз» и рэп-группы «Фанаты зловонной лужи».

Мне хотелось кричать во весь голос. И вдруг, словно по волшебству, какофония прекратилась!

— Дункан, — шепнул голос у меня в голове — Дункан, ты слышишь меня?

Это был Питер Томпсон!

— Я слышу тебя, — прошептал я в ответ.

— Дункан, — повторил он.

— Ты слышишь меня? — В его голосе звучало отчаяние.

— Где ты? — прошептал я, но он пропал. В мой исстрадавшийся мозг снова хлынули радио- и телепрограммы.

Я задумался, не схожу ли я с ума. Мне нужно было с кем-то поговорить, и больше всего мне хотелось позвонить Сьюзен. Но было уже слишком поздно; ее родители уже спят, а если и не спят, то откажутся звать ее к телефону.

Я встал и написал ей записку: «Сьюзен, мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно и срочно. Извини меня за статью в «Национальном обозрении» и за все остальное. Пожалуйста, поговори со мной сегодня после уроков. Дункан».

На следующее утро я засунул записку в ее шкафчик для одежды.

Этот день был самым тяжелым. Я совсем не мог сосредоточиться. На уроке по домашнему хозяйству я разбил чашку, а потом накричал на мисс Карпентер, когда она спросила меня, все ли со мной в порядке. Я чувствовал себя ужасно.

Мне стало еще хуже, когда я узнал, что Сьюзен заболела и осталась дома. Что мне теперь делать? Я больше не мог терпеть!

Наконец я спросил мисс Карпентер, нельзя ли мне встретиться с ней после уроков. Я не слишком-то надеялся на ее помощь: она казалась рассеянной и легкомысленной. Но, возможно, она знает кого-то, кто сможет помочь мне. К тому же я почему-то был уверен, что она мне поверит.

Когда прозвенел последний звонок, я направился в класс домашнего хозяйства. Мисс Карпентер возилась с плитой на импровизированной кухне, служившей полигоном для проверки наших знаний. Кухня располагалась в укромном уголке, и я невольно успокоился. Здесь нас никто не подслушает, даже Андромеда Джонс.

Мисс Карпентер подняла голову и улыбнулась.

— Здравствуй, Дункан. Проходи сюда.

Я закрыл за собой дверь и пошел к ней, безуспешно пытаясь отключиться от унылой скрипичной музыки, пиликающей в голове.

— Извините меня за сегодняшнее утро, — смущенно сказал я. — Мне очень жаль.

Мисс Карпентер покачала головой.

— Можешь не беспокоиться, Дункан. Я не принимаю подобные вещи близко к сердцу.

Я попытался улыбнуться. Если бы только эти проклятые скрипки могли замолчать хоть на минуту!

— Мисс Карпентер, — я повысил голос — Я должен кому-то рассказать о том, что со мной происходит. Но это настолько невероятно, что боюсь, вы сочтете меня сумасшедшим.

Она снова покачала головой.

— Я поверю тебе, Дункан. Обещаю, что поверю.

Затем она указала на меня деревянной ложкой, которую держала в руках, и повернула ручку. Мое тело словно окаменело. «Как я мог быть таким тупым?» — мелькнула запоздалая мысль.

Застыв, но не от страха, а замороженный с помощью какой-то инопланетной технологии, я наблюдал, как легкомысленная хохотунья Бетти Лу Карпентер взялась за свой подбородок и начала стаскивать с себя человеческое лицо.

Глава пятнадцатая

НИКАКИХ СЕКРЕТОВ

Настоящее лицо мисс Карпентер ничуть не напоминало лицо Броксхольма, но тоже имело мягкий, зеленовато-золотистый оттенок — примерно такой же, как у ивовой коры по весне — и было покрыто мелкими чешуйками. У нее оказалось три глаза. Один, самый большой, располагался примерно посередине лба, над двумя другими. Я не сразу заметил его, поскольку он прятался за полоской лейкопластыря.

— А-ах, вот так гораздо лучше, — промолвила она, отлепив лейкопластырь. Третий глаз распахнулся. Его пурпурный зрачок стоял вертикально, как у кошки. Когда он вперился в меня, мне захотелось кричать (а заодно убежать или грохнуться в обморок). Но я остался стоять на месте, застывший и вынужденный смотреть прямо перед собой.

Самое странное ожидало меня впереди, ибо, убрав полоску лейкопластыря с третьего глаза, мисс Карпентер вытащила из своего носа нечто напоминавшее шпильку для волос.

— Ох, — вздохнула она, и ее нос раскрутился вниз — Ты не представляешь себе, какое это облегчение!

Я мог представить — с таким-то носом! Он выглядел так, словно принадлежал маленькому зеленому слонику, однако был более плоским, чем слоновий хобот. Кроме того, на его конце виднелось три отростка, или пальца, или щупальца — называйте, как хотите. Когда нос отдыхал, он свисал вниз, закрывая рот, но такое случалось нечасто. Большую часть времени нос извивался в разные стороны наподобие змеи, живущей собственной жизнью.

— О Дункан, как же хорошо наконец распустить волосы! — продолжала она, стаскивая с головы что-то напоминавшее купальную шапочку.

«Распустить волосы» вряд ли было удачным определением. Как только она сняла шапочку, они сразу же встали дыбом. Да и волосы ли это? Они имели нежно-фиолетовый оттенок и были толстыми, словно черви. Как и ее нос, они, казалось, двигались сами по себе — свиваясь, разворачиваясь, наклоняясь из стороны в сторону. Мне стало нехорошо. К несчастью, я не мог закрыть глаза.

— Один последний штрих — и мы сможем поговорить, — сказала она. — Во всяком случае, я буду говорить, а тебе придется немного послушать.

Она повернулась к холодильнику и вынула уже знакомую мне круглую