Нацисты. Предостережение истории - Лоуренс Рис

Событие, произошедшее 31 июля 1940 года, носило также исключительно практический, а не идеологический характер. В горной резиденции Бергхоф в Южной Баварии Гитлер собрал своих военачальников и поделился с ними своими соображениями по этому поводу. Он заявил, что планы о вторжении в Англию по-прежнему остаются в силе и что бомбардировки следует начать как можно скорее, но при этом подчеркнул, что считает эту операцию чрезвычайно рискованной. Теперь предстоит найти другой способ завершения этой войны. Гитлер предполагал, что, поскольку Великобритания еще надеялась, что СССР, не втянутый пока в боевые действия, может прийти ей на помощь, то разгром Советского Союза лишит ее таких надежд и, значит, основания для продолжения войны.

Сегодня это кажется невероятным, учитывая нынешнее относительное равновесие между вооруженными силами России и Великобритании, но складывается впечатление, будто в то время немцы опасались все же больше Англии, обладавшей могущественным флотом и обширными колониями, чем Советского Союза. Поэтому на том памятном собрании 31 июля Гитлер впервые публично выразил намерение разгромить СССР, и эта новость отнюдь не застала его военачальников врасплох. По всей видимости, они, как и Гитлер, в то время считали, что для рейха предпочтительней воевать с Советским Союзом на суше, нежели вторгаться на территорию Великобритании с моря.

Нужно учитывать и обстоятельства этого собрания. Гитлер созвал своих военачальников тогда, когда все они были окрылены блистательной победой над Францией. По численности войск стороны были практически равны, и тем не менее, германская армия под предводительством Гитлера сокрушила французские вооруженные силы всего за шесть недель. Само по себе это уже являлось большим достижением, но на фоне сокрушительного поражения германских войск, остановленных на подступах к Парижу во время Первой мировой войны, победа, которую немцы одержали весной 1940 года, наверняка казалась воистину фантастической. И по отношению к Красной Армии немцы собирались применить ту же самую стратегию – победоносный блицкриг, иначе говоря, ведение скоротечной войны путем нанесения молниеносного удара танковыми соединениями при активной поддержке авиации, как это уже произошло во Франции. Как утверждал Гитлер, это новый вид войны, «невероятно кровавый и беспощадный», но и всегда «наиболее милосердный, потому что проводиться будет в кратчайшие сроки»3.

Позднее советский маршал Георгий Жуков писал о нападении Германии следующее: «Опьяненные легкими победами над армиями стран Западной Европы… твердо верящие в возможность легкой победы над Красной Армией и в свое превосходство над всеми другими народами, немецкие войска вторглись в пределы нашей Родины»4.

Оценка прошедших событий сегодня позволяет нам осудить военные решения этих генералов, которые фатально недооценили военную силу Советского Союза и волю его народа к победе. Война на Восточном фронте кажется нам сегодня полнейшим безумием, а человек, развязавший ее, – опьяненным безграничной властью психопатом, державшим своих военачальников едва ли не в абсолютном рабстве. Разве неясно было уже тогда, что нападение, призванное распалить и без того негасимый огонь диктаторских амбиций, обрекало на верную смерть целую нацию? Наиболее исчерпывающее и вместе с тем простое объяснение решению фюрера уже после войны дал Франц Гальдер, один из приближенных к Гитлеру командующих. Гальдер, занимавший должность начальника Генерального штаба сухопутных войск в период с 1938 по 1942 год, в ходе денацификации (и во время допроса в 1960-х годах) поведал о своей встрече с главнокомандующим сухопутными войсками Вальтером фон Браухичем в конце июля 1940 года. Гальдер вспоминает, как Браухич спросил его тогда: «А вы когда-нибудь думали [о вторжении] на Восток?» Начальник штаба ответил следующее: «[Гитлер] глупец. Я искренне верю, что из-за него на нас ополчится вся Россия. Я отказываюсь участвовать в приготовлениях к этому походу». К такому ответу даже добавить нечего. Рассказывая эту историю, Гальдер словно причисляет себя к бесчисленным жертвам безумных решений фюрера5.

Следует отметить, что представленная Гальдером версия не находит фактического подтверждения. 3 июля, всего за несколько недель до встречи с Браухичем, он записал в своем личном дневнике, что уже отдал распоряжение подчиненным разработать кампанию против СССР. Была поставлена задача спланировать «военное вмешательство», которое «заставит Россию признать господствующую роль Германии в Европе»6. Таким образом, мы видим, что Гальдер принял такое решение совершенно самостоятельно, не получая никаких прямых распоряжений от фюрера. Как и все, кто хотел выжить и преуспеть в высших кругах Германского рейха, Гальдер знал, что недостаточно просто выполнять приказы – для того чтобы достичь успеха, их нужно было предвосхищать.

Более того, Гальдер воспринял немецкую кампанию на Востоке всерьез, без скептицизма, с самого ее начала. 3 июля 1941 года, на двенадцатый день войны, он пишет в своем дневнике: «Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение двух недель»7. В тот же день он написал своей секретарше Луизе фон Бенда, которая позднее вышла замуж за генерала Альфреда фон Йодля, что Советскому Союзу не устоять перед германским натиском, и добавил: Гитлер недавно заходил к ним домой, поздравил его с днем рождения и остался на чай. «Я навсегда запомню этот день, как самое прекрасное событие моей жизни», – восторженно пишет Гальдер в своем дневнике8.

Гальдер явно поддался соблазну подкорректировать прошлое – в конце концов, какому генералу захочется войти в историю в качестве основного виновника величайшего поражения своей страны? Именно это столь свойственное людям желание переписать историю в течение многих лет питало популярный миф о том, что единственным инициатором немецкого вторжения в 1941 году был опьяненный властью безумец. Однако на самом деле все обстояло совсем не так.

Одна из причин самоуверенности немцев вызывала презрение тогда и вызывает сейчас. По мнению нацистов, жители Советского Союза принадлежали к «низшей» расе – потому война планировалась не просто как последовательность боевых действий, а как истребление целой расы «низших людей». Также они считали, что вся еврейско-большевистская система, которая, как им казалось, сложилась в СССР, прогнила до основания, а потому неизбежно должна дрогнуть перед лицом первых же прогнозируемых потерь в рядах Красной Армии. Однако были и другие, более вразумительные причины, по которым нацисты (да и многие западные союзники СССР) считали, что Советский Союз не в состоянии организовать сопротивление.

Как и весь остальной мир, Гитлер и его военачальники были свидетелями влияния коммунистического режима на военную мощь Советского Союза. И то, что они наблюдали, безусловно, их радовало: советский вождь Иосиф Сталин в 1930-х годах существенно ослабил Красную Армию. Нацисты полагали, что Сталин, чья личность в значительной мере определит ход предстоящей войны, имеет массу слабых мест.

В отличие от Гитлера, который в значительной мере собственноручно создал нацистскую партию, Сталин не был создателем советского коммунистического строя – эту роль судьба уготовила Ленину. Без харизмы фюрера партия попросту перестала бы существовать – и потому у него никогда не было достойных соперников. Сталин же обладал харизмой совершенно иного рода – он был практиком, «человеком, умеющим решать вопросы», закулисным игроком, который выжидал, подслушивал и на которого совершенно не обращали внимания, пока не станет слишком поздно9. Никто не ожидал, что именно этот партийный деятель станет в 1924 году преемником Ленина: ведь Зиновьев и Троцкий были лучшими ораторами, Бухарин был более обаятельным. И даже заняв место главы Советского Союза, Сталин по-прежнему держался в тени. В отличие от Гитлера, который не сходил с трибуны в 1930-х годах, советский лидер лишь изредка выступал перед народом. Как бы парадоксально это ни звучало, такая тактика сработала в пользу Сталина – его редкие появления создавали впечатление, что он неустанно трудится на благо СССР, невидимый, но все видящий. Однако во время парадов на Красной площади по-прежнему несли портрет не только Сталина, но и Ленина – ему постоянно напоминали о том, что он является преемником, которого легко можно заменить. Как сказал однажды Бухарин, Сталин «несчастен, поскольку не может убедить никого, даже самого себя, в собственном величии; в этом его беда…»10.