Испорченные сказания. Том 3. В шаге от рубежа - Ксен Крас

– А это не мог и правда быть племянник? Я не стану вас отговаривать, но выдернув Редгласса, да ещё и когда он ждёт очередного наследника от молодой жены… Этого Экрог вам не забудет.

– Не забудет, – повторил за сиром Клейс. – Я понимаю. Меня и самого долгое время терзали сомнения насчёт племянника. Уж мне ли не знать, как легко обзаводятся лорды бастардами. А Редглассы, и Экрог, и его родня, в молодые годы пользовались успехом у женщин. Меня бы не удивил незнатный родственник, которого сумели скрыть. Но, как и сказал Ниллс, мне прислал письмо некий рыцарь Цимт. Он потребовал выкуп за Рорри Дримленса. Удивительное совпадение, не так ли?

– Пожалуй. Ваше Высочество, а если это всё хитроумный план Ниллса, Цимта и кого-то ещё, чтобы рассорить вас с лордом Редглассом? Отправить письмо и подписать его каким-то именем – много ума не требуется.

– Быть может. Я вовсе не собираюсь сразу же отправлять Экрога на плаху! Сначала мы с ним должны побеседовать, я попробую понять, стоит ли мне верить словам Ниллса. Он показался мне человеком весьма неглупым и полезным. Впрочем, если всё окажется ложью, то я могу извиниться перед лордом и отпустить его домой с миром.

– Редгласс не простит вас за подозрения. Я уже имел честь с ним общаться. Напомню, что мы успели встретиться в Файрфорте, когда я искал Дримленса у Дарона. После подобного про вас могут пойти слухи и…

– Про меня давно ходят слухи. Не утомляй меня своей вежливостью, если мне она потребуется, я позову мудрецов, от тебя же мне нужна честность. При общении со мной как с лордом ты её не проявишь, уж я-то знаю. О чём я говорил? Про слухи, верно. Они ходят. И про тебя тоже. И про любого, кто живёт в столице, в городе или поселении, даже про нашего мальчишку-поломойку, и про того наверняка кто-нибудь да перешёптывается. Поверь, Аквуен, в слухах, повествующих, будто я зазря подозреваю лордов в преступлениях против короны, куда больше чести и правды, чем, например, в тех, которые описывают мою любовь к юношам возраста Аурона или чрезмерную привязанность к рыцарям. А уж сколько сплетен даже я слышу про сиров!.. О, я гляжу, ты тоже сталкивался с подобным и тебе чудачества пришлись не по душе.

Лицо рыцаря скукожилось от неудовольствия, и Клейс усмехнулся. Уже очень опытный воитель и неплохой советник позволял себе быть недовольным людской молвой. Казалось бы, мог давно привыкнуть, вместо того чтобы позволять настроению портиться из-за ерунды.

– Что же вы… Что ты хочешь предпринять, чтобы узнать правду, Твоё Высочество? – Аквуен попробовал перейти на более интересную ему тему и выкрутиться с вежливостью на свой лад. Гийер в своё время вещал, что сир подобным образом вёл задушевные беседы и с ним самим – будучи другом короля, он мог себе это позволить, – и даже с Фалином Добрым. Хотя в последнем Клейс сомневался.

– Подождать. Твои братья из Серых прислали мне чудную весть – Рорри Дримленс у них. Я не могу пока понять, при чём здесь культисты, но если мои подозрения, что лорд Редгласс с ними каким-то образом связан, верны, то мы нашли причину, по которой Культ Первых столь силён и успел разрастись. Если они заручились поддержкой богатейшего после короля правителя земель, это неудивительно. Вскоре юный лорд наконец-то прибудет в Санфелл. Очень хочется верить, что в этот раз он доберётся.

– Я помолюсь, чтобы его путь был быстрым и безопасным. Но сначала вышлю отряд навстречу.

Форест посмотрел на рыцаря, как на маленького ребёнка, что всё ещё верит в чудеса. Уже такой большой – говорил его взгляд, – а всё туда же. Но запрещать кому-либо посещать Храмы, выполнять древние традиции и ритуалы, верить в существование высших сил, Богов или Первых, регент не имел права. Каждый нуждался в поддержке, и пока это не противоречило спокойной жизни в королевстве, мог делать, что только пожелает.

– Твоё Высочество, к тебе прибыл мой брат Койл, уже три дня как… Мы так и не успели с ним переговорить – ты сразу же отправил его обратно. Что-то случилось?

– Ах да, ещё и это…

Клейс уж чуть было не забыл о ещё одном деле, которое требовало его незамедлительного вмешательства, – леди Шау Лоудбелл явилась в королевские земли, ещё и осмелилась привести с собой пусть и небольшую, но армию. Вооружённые люди вторглись в удел, ещё с давних времён принадлежащий Старскаям. Пусть женщина не хозяйничала, а изучала и искала, но несколько мелких родов сочли её опасной, а пара поселений перепугалась, решив, что началась война. Кто-то подумал, что культисты отыскали себе помощников среди знати и орденов.

Жители покинули насиженные места, собрав всё, что возможно было унести, а особенно верные и сознательные простолюдины сожгли амбары и дома, чтобы те не сумели согреть и накормить врага. Теперь восстановление деревень легло на плечи Фореста. Разумеется, лично он не станет являться в поселения и отстраивать, однако именно ему пришлось искать людей, успокаивать сбежавших от расправы, жертвовать средства из казны, чтобы люди не померли с голоду…

Каждый так и норовил обмануть регента, количество мешков неизменно возрастало, овец, не переживших поход, от встречи к встрече становилось больше, а на приёме мужи, и ещё больше их жёны, плакались всё громче. Клейс не позволял себе выражать полное неудовлетворение и тем более проявлять охватывающую его злость, однако в глубине души сердился.

Множество раз Форест писал леди Лоудбелл и просил дать время разобраться, оказывал всяческую помощь и жалел её. В конце концов, она была женщиной – женой, потерявшей мужа, и матерью, у которой пропал единственный сын, наследник рода, а дочь, насколько помнил регент, уже не первый раз тяжело болела. Клейс не мог утверждать, что понимал большую часть того, что чувствует леди Лоудбелл, но всякий раз взывал к памяти и обращался к воспоминаниям о сестре. Вспоминал лицо Аалии после смерти детей, ту тоску, что отражалась на нём, то горе, которое делало женщину на десяток лет старше. Клейс помнил её плач и то, как она прикрывала лицо после бессонной ночи. Эти пережитые некогда дни позволяли регенту понять, принять и простить многое. Но не всё.

Форест спустил бы обвинения в нежелании оказывать помощь и сокрытии преступлений рыцаря из Серого Ордена, подозрения в причастности самого регента к похищению и истязаниям Велеса и в содействии лекарям, являвшимся любителями человеческой плоти, – это Клейс с лёгкостью простил бы леди Шау. Да и любой другой женщине, знатной или не очень, пережившей подобное горе. Кем бы ни являлся Форест – регентом, советником, лордом, и как бы высоко ни поднимался, он оставался в первую очередь мужчиной. Человеком, у которого были мать, сестра и жена, у которого могли родиться дочери. Что бы ни происходило, какие бы преступления ни совершались, лорду Форесту тяжелее всего давался суд над женщинами.

Будь леди Лоудбелл мужчиной, всё было бы иначе. Легче, проще, по уже отработанной схеме, без лишних эмоций. Отстранённый приказ казнить прозвучал бы пару циклов назад, а заключение под стражу после грубых писем и того раньше. Увы, никто не предупреждал Клейса, а сам он и не подумал, что проблемы не всегда будут касаться лишь мужчин.

Его Высочество изворачивался, чтобы быть предельно тактичным, старался действовать по-человечески, но, когда Шау Лоудбелл со своим небольшим войском вторглась в королевские владения, терпению Клейса пришёл конец. Пусть её советник и прислал письмо с пояснениями почти одновременно с прибытием рыцаря, который поведал о вторжении и о простолюдинах с их жалобами, это ничего не меняло. Одно-единственное событие удерживало регента от незамедлительного суда над Шау и казни – сир Саттон и правда пропадал как минимум дважды после того, как за ним начали пристально следить.