Бог неудачников - Елена Викторовна Яковлева

как бы кто-нибудь ненароком не затмил телеидола своей экстравагантностью? Что ж, раз так, то я его хотя бы по колеру обскакал: «моя» клетка была в контрастных рыже-лиловых тонах, а захаровская – в примитивных серо-голубых.

Сначала все шло по плану. Бабулька, которой, видимо, по праву старшинства дозволили первой «поделиться достижениями», достала из пакета стиранные памперсы и продемонстрировала публике плоды своих трудов. На что въедливый Захаров немедленно поинтересовался, каков от этого предприятия экономический эффект. Бабуся, не моргнув глазом, ответствовала, что большой: если раньше на подгузники внука уходила вся зарплата его папаши, то теперь только половина. Однако по зрительским рядам прокатился недовольный ропот: как можно на ребенке экономить? Дескать, еще неизвестно, как такое ноу-хау на его здоровье отразится. Что только подзадорило мою соседку, которая, призывая меня в свидетели, стала яростно размахивать подгузниками прямо у меня перед носом:

– Ведь правда же чисто? Скажите им, что ни пятнышка!

Вслед за бабусей слово взял уринотерапевт, обнаружившийся через два стула от меня, и с этого момента сценарий пошел вкривь и вкось, что, впрочем, ничуть не обеспокоило ведущего. Прежде всего, уринотерапевт не пожелал укладываться в регламент и вообще оказался болтуном, похлеще Захарова. Буквально не давал ему рта раскрыть, распалившись, бегал по студии и увлеченно пропагандировал мочу как панацею от всех напастей. А когда кто-то из зрителей попробовал ему робко возразить, сокрушил оппонентов убийственным аргументом – взял да и махнул своего чудодейственного снадобья прямо из невесть откуда взявшегося шкалика. Зал на минуту задержал дыхание, после чего дружно ахнул.

Понятно, что на этом фоне даже «достижения» экономной старушки, стирающей памперсы внука, померкли в одночасье, что уж говорить о моих, все еще остававшихся неведомыми миру? Тем временем Захаров, не без труда, но сумевший унять неистового уринотерапевта, дал понять, что наступил мой черед. По предварительному уговору я должен был всего-то прокомментировать увиденное, а Захаров прорекламировать меня в качестве последней надежды русской литературы. Но тут случилось ужасное: я впал в ступор, напрочь забыл заранее подготовленный текст и растерянно уставился в зал на снятых с уроков старшеклассников и молодящихся пенсионерок, прогуливающих в телевизоре свои фамильные драгоценности.

– … Петр, – донеслось до меня сквозь нарастающий шум в ушах, – так что вы нам скажете? Что вы думаете о том, чему мы только что стали свидетелями?

Я посмотрел на Захарова сквозь расплывающиеся перед моим взором радужные круги – не хватало мне только в обморок шмякнуться – и брякнул первое, что пришло в голову, лишь бы только не молчать:

– Я думаю… Я думаю, что у нас свободная страна, в которой каждый может сходить с ума по-своему.

– Но все-таки, все-таки у вас же есть собственное мнение по поводу…м-м-м… этих достижений?

Вот привязался!

Я из последних сил напряг извилины:

– Ну-у… Относительно второго я могу сказать, что если я, не дай бог, неизлечимо заболею, то, наверное, соглашусь выпить, что угодно, включая мочу… Что же касается первого, то у меня детей нет, а потому о подгузниках и их стирке у меня весьма смутные представления…

Произнеся эту не бог весть какую глубокомысленную тираду, я воззрился на Захарова – может, хватит уже – как вдруг откуда-то из зрительских рядов послышался выкрик фальцетом:

– А вот и неправда!..

Я перевел взгляд туда, откуда он исходил, и увидел лохматого долговязого парня в желтой майке с непонятным абстракционистским рисунком. Тот поднялся с места и, глядя прямо на меня, повторил уже уверенней:

– Насчет детей вы говорите неправду. У вас есть сын. Это я.

Мне будто огнем в лицо полыхнуло, дыхание перехватило, руки задрожали, я подался вперед и чуть было не рухнул с дивана. Вот оно, вот оно возмездие, молотом по наковальне стучало у меня в висках, так мне и надо. За все! За мой роман – кто заставлял меня его писать? За то, что пошел на поводу у издателя – ну, не продажная ли сволочь? За то, что явился на ток-шоу – сволочь продажная и беспринципная вдвойне!

Я посмотрел на Захарова, как будто он мог мне чем-то помочь (Мне?! Чем?!), а тот, крутнувшись на одной ножке, на всех парах подлетел к пареньку в желтой майке и сунул ему лицо микрофон :

– Значит, вы утверждаете, что приходитесь писателю Петру Сапрыкину сыном?

– Да, утверждаю, – нахально подтвердил юнец.

Поскольку в сценарии ничего подобного не значилось, я не знал, что и делать: то ли раскрыть ему объятия, то ли требовать теста ДНК. Впрочем, ни один из этих вариантов реализовать мне так и не пришлось, потому что из тех же зрительских рядов послышался новый взволнованный возглас:

– Нет, это мой отец!

Публика ахнула. В этот раз свои права на меня предъявляла уже девушка, совсем молоденькая, которую вернее было бы назвать девчушкой, а еще вернее, пацанкой, –рыжая, с румянцем во всю щеку и задорным блеском в зеленых глазах.

Тут уж я окончательно растерялся и решил целиком положиться на Захарова, полагая, что в подобных ситуациях он должен чувствовать себя, как рыба в воде. И он мои надежды оправдал, хотя и не сразу. Хотите – верьте, хотите – нет, но на пару мгновений этот проныра замешкался, а на его прожженой физиономии отразилось что-то вроде недоумения. Но, надо отдать ему должное, быстро взял себя в руки, и в следующую секунду микрофон уже маячил перед румяным личиком:

– Так вы, выходит, тоже дочь Петра Сапрыкина?

– Почему тоже? – девица оказалась строптивой. – Я – точно дочь. А насчет него, – кивнула она на парня в желтой майке, – не уверена. Может, он самозванец!

Публика снова протяжно ахнула, зато Захаров моментально сориентировался и, обращаясь ко мне, выдал самую голливудскую из своих улыбок:

– Поздравляю вас, Петр! Еще недавно вы были бездетным, а теперь у вас сразу двое наследников.

Зал бешено зааплодировал, а я зачем-то привстал со стула и с глупой улыбкой раскланялся. Ноги у меня при этом были ватные. Потом я снова опустился на стул и стал дожидаться, когда все кончится. Притом что на самом деле все только начиналось.

– Честно говоря, Петр, я сегодня собирался говорить о ваших литературных успехах, – объявил Захаров, – но обстоятельства складываются так, что придется говорить о других. Вы, оказывается, ко всему прочему еще и очень любвеобильный мужчина!..

– Да просто бабник! – тут же вскинулась одна из тетушек в первом ряду. – Наделал детей, побросал их где ни попадя, а теперь романы пишет! Уверена, что эти двое – еще не все! Наверняка и другие есть. – И уже персонально к