Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов

вещмешком, тоже улыбнулся, подумал и добавил им еще несколько кусков сахару.

Ночью стойбище затихло.

Улегся огонь в очаге, и даже угли не вспыхивали. Полная луна повисла над барханами. В тишине слышался дружный, мерный хруст, лошади посапывали и пофыркивали.

Рахыш, недовольный присутствием чужих лошадей, как-то изловчился, дотянулся и лягнул пегого мерина. Тот обиженно и возмущенно вскрикнул. Рахыш — тоже, но у него в голосе слышалось явное злорадство.

Из густой тени к ним поспешно шагнул Касым. Вышел из юрты и старик. Они развели драчунов, и Касым вернулся на пост. Рядом с ним, спиной прислонившись к изгороди, устроился Абдрахман.

— Все тихо? — спросил он караульного.

— Тихо, — ответил Касым.

— А твой отец знает, что ты живой?

— Я писал ему в Джаныбек. Но если он куда-нибудь кочевал, письмо могло и не дойти. Но мы, наверно, будем там… Узнаю, где он, еще раз напишу…

— Напиши… Живой — должен писать отцу. А ты до утра будешь сидеть?

— Луна повыше поднимется, я тогда разбужу Халлыназара, после меня его очередь.

— Это который туркмен?

— Да.

— Ладно. Если твой диверсан придет, меня тоже разбуди.

Спать он пошел в ту юрту, где находились дети и женщины, — надежнее, чтобы снохи были рядом, когда на колодце так много молодых мужчин, тем более если кое-кто из них думает, что холостым лучше гулять, чем быть женатым. Касым еще какое-то время сидел один, посматривая, высоко ли поднялась луна.

Потом из большой юрты вышел, потягиваясь, боец-казах, который на протяжении всего вечера был вроде посыльного при старшине.

— Здесь… — негромко позвал он.

— Здесь. Я здесь, Сарсенгали, — отозвался тот.

— Иди спи. Я все равно не могу заснуть.

На рассвете и эта группа покинула Каркын.

Отдохнувшие лошади — тем более по утренней прохладе — шли резво. Проводником у них был старшина — он ехал впереди всех с командиром. Две юрты, обнесенные лохматой изгородью, и колодец в узкой лощине — все осталось довольно далеко позади, когда старшина обернулся и позвал:

— Касым!

Касым поторопил своего пегого, нагнал их и поехал рядом.

— Слушаю, товарищ старшина!

Это он произнес по-русски.

— Этот старик в Каркыне…

— Абеке?..

— Ну да, Абеке… Он правильно сказал, что когда-то хорошо знал твоего отца?

— Правильно, знал.

Старший лейтенант поинтересовался:

— А как ты думаешь, Касым… Вот Абеке — он стал бы укрывать чужих, если бы они пришли на колодец к нему за помощью? Или не стал бы?

Старшина не дал Касыму подумать, ответил за него:

— Нет, старик не стал бы. Нет… У старика два сына пошли на фронт воевать. Он сам говорил.

Они обогнули высокий складчатый бархан. Солнце еще не взошло, и всадники двигались, не отбрасывая теней. Было очень тихо.

Только временами слышался неясный шум — подвывал, собираясь с силами, далекий ветер.

V

В Каркыне Манал, подоив верблюдиц, вернулась к юртам.

— Может, придется долго искать, — сказала она Алибаю, который стоял возле изгороди, готовый в дорогу. — Я собрала тебе поесть.

— Что за подлец! — проворчал Алибай. — Он знал, что пришла пора воду таскать, баранов поить… В прошлый раз я поймал его чуть ли не под самым Еке-Утуном…

Абдрахман молча наблюдал за сборами.

— В сторону Еке-Утуна ты не ходи — предупредил он сына. — Я к вечеру поеду, как собирался. Если попадется мне атан, я сам пригоню.

Манал завернула в тряпочку чаю на несколько заварок — хорошо, чай оставили те, первые, что приходили к ним, — протянула Алибаю небольшой закопченный кумган, дала узелок с лепешками и вареным мясом. Все это он привязал к поясу и немного потоптался в нерешительности.

— Что хочешь спросить — спроси, — сказал Абдрахман.

— Ата… Можно я возьму ружье Джилкибая?

Старик вернулся в юрту и тут же вышел обратно с двустволкой и брезентовым патронташем.

— Возьми. Такой взрослый джигит, как ты, имеет право носить ружье. Только не жги зря патроны. Пороху теперь мало нам дают.

Алибай перепоясался еще и патронташем поверх кожаного ремня, стягивавшего чапан, закинул двустволку на плечо — дулами вверх.

Проводив его взглядом, старик сказал, вроде бы и не обращаясь к Манал, которая стояла рядом:

— Совсем большой парень вырос. Когда это случилось?.. А теперь вижу — год пройдет или два, женить надо.

— Девушку можно найти, если поискать, — тоже не обращаясь к нему впрямую с этим делом, откликнулась Манал.

Как и всякая женщина, она оживилась при разговоре о чьей-то женитьбе.

Хитрый старый атан отправился куда-то в бега, вместо того, чтобы работать. Наполнять небольшую водопоильную колоду пришлось верблюдицам, хоть и не их это было дело. Впряженные в мохнатый канат, они вышагивали в сторону от колодца — метров за семьдесят, прежде чем мешок из сыромяти появлялся на поверхности.

Абдрахман подхватывал каугу, опрокидывал, и кауга снова исчезала в черной пасти, а недовольные верблюдицы не спеша возвращались к колодезной насыпи. Одну из них вела Жаныл, вторую — Батыр, шестилетний сын старшей снохи, который во всем старательно подражал Алибаю.

Весь этот путь — туда и обратно — вместе с ними проделывали и верблюжата.

В небольшом загоне на склоне соседнего холма толклись и блеяли овцы — требовали, чтобы их поскорей напоили. Один только бородатый козел-вожак сохранял важное спокойствие.

Неподалеку обе девочки играли с козленком. На них от тандыра посматривала Манал. Она пекла лепешки.

Абдрахман снова наклонился, подхватил каугу и опрокинул в колоду. Поймав солнечный блик, шумно хлынула широкая светлая струя воды.

Верблюдицы стали приближаться к насыпи — в который уже раз. Старик, выпрямившись, заметил двух всадников. Знакомые — из тех, что совсем недавно ночевали в Каркыне.

— А-а, это вы, дети мои, — обратился к ним старик, когда они приблизились. — А я сперва подумал, уж не те ли, не чужие ли, о которых вы меня предупреждали.

Немолодой старшина спешился и ответил:

— Нет, это мы…

С ним был Сарсенгали, но Сарсенгали не задерживаясь сразу направился к тандыру, к Манал.

Старшина пошел к насыпи, и хоть он по-прежнему улыбался в усы, старик почувствовал — не с добром вернулись эти люди, которые пользовались его гостеприимством. Абдрахман на всякий случай приготовился к нападению, но все еще не мог поверить. Он выжидал… В руке у старшины появился нож. Ждать больше было нечего.

Абдрахман был мужчина, он никогда не прятался — он кинулся навстречу. Старшина отступил на шаг в сторону. Рывок сбоку — старик повалился лицом вниз, и старшина свободной рукой всадил ему нож точно под левую лопатку.

Все произошло настолько быстро, что лишь теперь закричала старшая сноха.

Абдрахман поднял голову и сказал:

— Будь ты проклят… И весь твой род…

Голова его снова сникла на сырой