Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - Альфред Рамбо

Организация промышленного труда; происхождение цехов. Как оптовые торговцы составляли могущественные ассоциации, так и промышленники соединились в тесные союзы и составляли прочно организованные общества — корпорации.

В Средние века корпорация называлась обычно цехом (по-французски — metier или corps de metier, по-немецки — Zunft). Цех был ассоциацией всех ремесленников данного города, занимавшихся одной и той же профессией: так, всякий золотых дел мастер, оседло живший в Париже, был членом ювелирного цеха, и никто не мог продавать старого платья, не принадлежа к цеху старьевщиков. Все мастеровые без исключения должны были подчиняться цеховой дисциплине.

Откуда произошел этот институт? За неимением точных документов ученые долго спорили о его происхождении[5]. Было бы, может быть, благоразумнее всего примириться с незнанием, которое недостаточность документов делает неизбежным, и сказать себе, что ассоциация была в Средние века общераспространенным институтом, что к ней естественно должны были прибегать в ту пору, когда обособленность была опасна, что форму корпорации принимала всякая профессия, даже свободные профессии, как занятия врачей, членов университета, менестрелей, даже нищих и развратников, что промышленные работники, по мере того как число их возрастало, неизбежно увлекались на тот же путь.

Удалось по крайней мере определить происхождение слова «metier». В эпоху каролингского упадка города принадлежали королям, прелатам или вельможам; ремесленники были рабами или держателями сеньора и работали на него и на его людей; они были разделены на небольшие группы по родам труда, которому они посвящали себя, и каждая из этих групп называлась ministerium, обозначавшее службу и превратившееся в народном языке в metier. Мало-помалу ремесленники освобождались, и господин оставлял им прибыль от их работы, взимая с них за то известную дань; они же оставались объединенными, и их общества продолжали называться métiers, хотя уже не несли никакой службы.

Цехи образовались повсюду в XI и XII вв. Древнейший парижский цеховой устав, именно устав свечного цеха, помечен 1061 г. Хартия 1134 г., касающаяся мясников Большой бойни, упоминает об их «старинных лавках», а другой документ от 1162 г., говорит о «древности кутюмов, которыми они издавна пользуются». В 1160 г. кожевенная промышленность была уже организована, так как Людовик VII пожаловал одному лицу наследственное гроссмейстерство в пяти корпорациях: чеботарей, портупейщиков, сапожников, сыромятников и кошельковых мастеров. Наконец, Филипп Август даровал или подтвердил привилегии множеству корпораций, и около 1200 г. эти общества были уже вполне организованы. В течение XIII в. они продолжали развиваться: когда парижский прево Этьен Буало, в царствование Людовика Святого, предложил занести их статуты в реестр, то на этот призыв откликнулось около ста корпораций, и несколько лет спустя, по податной переписи 1291 г., в Париже насчитывалось 4159 цеховых, разделенных более чем на 350 профессий. Тот же режим установился тогда же и во всей остальной Франции, и за границей. Но нигде он не был так суров и так мелочно регламентирован, как в Германии и Фландрии. Наоборот, в городах Юга, где торговля была более развита и культура стояла на более высоком уровне, он был мягче, свободнее; мало того, он даже не господствовал там исключительно. В Монпелье и Лиможе корпорации не могли сохранять за собой монополии, так как они не ограничивали числа своих членов, принимали иностранцев и носили скорее характер религиозных или благотворительных обществ. Но это различие с каждым днем уменьшалось; уже в XIV в. оно было менее резко, а затем и совсем изгладилось. Ремесленники Лангедока и Лимузена, стремясь устранить конкуренцию, списали свои статуты с уставов парижских корпораций; они увеличили число своих регламентов и воздвигли препятствия против пришлых людей: вслед за Севером дух исключительности проник и на Юг. Это было одним из последствий территориального и монархического объединения.

Число цехов было различно в разных городах; в Париже их было более ста, в некоторых городах Германии — не более восемнадцати или двадцати. Иногда несколько механических ремесел были соединены в одну корпорацию; иногда, напротив, одно ремесло делилось на несколько ассоциаций. Так, парижские торговцы четками составляли три различных цеха: одни делали четки из кости и рога, другие — из амбры и черного янтаря, третьи — из раковин и коралла. Парижские башмачники составляли три различных общества: чеботарей, сапожников и изготовлявших башмаки из испанской кожи; шляпники делились на пять корпораций. Таким образом, число корпораций в том или другом городе не могло служить верным мерилом его промышленного развития.

Выучка. Каждая из этих общин была подчинена статутам, вначале весьма кратким, но становившимся с каждым днем все более обстоятельными.

При своем вступлении в цех ремесленник обязан был пройти курс обучения. Даже сыновья мастеров редко могли избежать этого. В цехе поваров-жарилыциков сын мастера, не знавший своей профессии, имел право поручать работу от себя выученному мальчику, пока он сам, по мнению старшин, не становился способным к работе. Но и это временное изъятие было исключением. Этот закон имел важные последствия: всякий средневековый мастер был работником и учеником и знал технику своего ремесла.

Введение нового ученика в мастерскую не было частным актом; оно служило предметом торжественного контракта, текст которого был определен статутами и который устанавливал взаимную связь между двумя сторонами и налагал на них известные обязанности. Он заключался при свидетелях, часто при двух мастерах или в присутствии экспертов цеха. Как правило, ребенка передавали новому патрону его родители, иногда же прево или сама корпорация, если он был сиротой или покинут родителями. Во Франции вступление в выучку нисколько не зависело от происхождения кандидата, но в Германии он должен был быть законного происхождения, что доказывалось свидетельством о его крещении. Зато число учеников, которое мог принимать в выучку мастер, было весьма ограничено: во времена Этьена Буало из 78 цехов в 49 число их колебалось от одного до трех, и лишь в 29 оно не было ограничено. Однако исключение делалось для сыновей мастеров, которые всегда имели право учиться ремеслу своего отца. Кроме того, когда ученик доучивался последний год, патрон мог взять другого, чтобы заместить первого без перерыва. В основе этих правил и уклонений от них лежал один и тот же принцип, именно интерес корпорации. Правда, статуты утверждали, что эти ограничения направлены ко благу учеников. Это было совершенно верно, но в то же время и корпорация извлекала выгоду из этих строгих правил: она боялась перепроизводства и свободной конкуренции; ограничивая число учеников, она тем самым ограничивала в будущем число мастеров и преграждала новым пришельцам доступ к дележу выгод. По той же причине сыновья мастеров, которых само рождение ставило у порога их корпорации, имели право во всякое время вступать в нее. По основному социальному принципу нашего времени всякий имеет право выбирать тот род труда, который ему нравится, рискуя нанести ущерб тем, кто раньше его занимался этим делом; наоборот, принцип, лежавший в основе экономического строя Средних веков, гласил, что всякое ремесло принадлежит тем, кто занимается им.