Моя единственная надежда - Элли Блейк

– Это знак.

– Того, что обслуживающая компания вняла мольбам Амелии?

– Того, что эта сонная махина хочет, чтобы мы остались здесь. Вместе. С одним условием, – сказал Райдер, указывая пальцем на лифт, который, скрипя всю дорогу, вползал на первый этаж. – Никаких занятий танцами. Никогда.

– Идет, – согласилась Надя, обнимая его за пояс. – Но покачаться-то мы можем. Это у нас хорошо получается.

– Да, – отозвался Райдер, – качаемся мы хорошо.

Лифт с грохотом остановился, и Райдер, распахнув двери, впустил в лифт солнце.

Оказавшись на улице, Надя раскинула в стороны руки, на каждой из которых болталось по сумке, и, закрыв глаза, вдохнула полной грудью.

– Кажется, начался какой-то новый день. Правда?

– Новая жизнь, – поправил он.

Она взглянула на Райдера с томной улыбкой, напоминавшей о жарких телах и прохладных простынях, и сказала:

– У меня есть пара часов, пока не начнутся занятия для взрослых.

Он так громко засмеялся, что его смех эхом отразился от соседних домов.

– Ну ты и артистка. Значит, работа у тебя уже есть.

Она пожала плечами. А потом сказала:

– На время. Пока я не найду настоящую. Которую хочу.

Райдер взялся за ее шарф и, обмотав его вокруг Надиной шеи, потянул ее к себе.

– Конечно. А… пока? – спросил он так, что только она одна могла его слышать.

– Не знаю, может, погуляем? Или выпьем кофе?

– Я думал, ты его терпеть не можешь.

– Когда я это говорила?

– В первый день. Когда я пригласил тебя. Да вы обманщица, мисс Надя.

– Ха! Я в жизни не обманывала. Просто ты… ты сразил меня.

– А теперь?

– Ты по-прежнему сражаешь меня наповал. Ты самое большое потрясение в моей жизни.

Надя поцеловала его, и это было глубоко, по-настоящему, гораздо больше, чем просто потрясающе.

– Я знаю тут одно место, где продают еду навынос. Они еще сдают комнаты над пабом. Это тут за углом.

– С превеликим удовольствием.

Райдер предложил ей согнутую в локте руку, и Надя оперлась на нее, положив голову на его широкое плечо. Они пошли по узкой Ричмонд-стрит под нежными лучами солнца, пробивавшегося сквозь рваные облака.

Надя пробралась сквозь стопки штукатурных плит и пластиковой пленки, свисавшей с лесов, и, выйдя из дверей на третьем этаже, стала спускаться по лестнице старого здания на Ричмонд-стрит, которое теперь называла своим домом.

С площадки второго этажа она через открытый дверной проем заметила Амелию, проводившую занятия во временной студии, пока компания Райдера доделывала новую студию пластических искусств неподалеку от его прежнего дома в Брайтоне.

Амелия, бившаяся с группой подростков, которых, очевидно, привели на занятия насильно, чтобы подготовить к выпускному, жестом позвала Надю к себе с молчаливой просьбой: выручай! Но Надя отмахнулась от ее призыва.

Потуже замотав толстый шарф, она вышла из свежевыкрашенных дверей и сбежала по ступенькам. Надя дошла до конца дорожки и в очередной раз восхитилась, каким теплым выглядел дом даже сейчас, зимой, с расчищенным фасадом, окнами без решеток и аккуратным рядом яблонь, высаженных перед входом.

Сунув руки в карманы, Надя гордо задрала плечи и взглянула вверх на арочные окна третьего этажа. Первое, где она любила сидеть, придумывая, что они будут делать в выходные. Второе, прямо напротив их огромной кровати, которую привезли в первый же вечер после того, как дом стал официально принадлежать им. И третье, наилучшим образом освещавшее старый чертежный стол Райдера, который раньше принадлежал его матери.

Еще несколько месяцев – и все будет готово. На первом этаже разместится новая фирма Райдера «РФ Реставрация». На втором ее личная студия – «комната качания и кружения», как назвал ее Райдер. На третьем с арочными окнами, потолочными балками, промышленными вентиляторами, невероятными бра и фантазиями Райдера разместится их первый дом, прекрасный и неподражаемый.

Подумать только, как много всего изменилось после ее возвращения. После Вегаса Надя помирилась с матерью. Ведь какой бы суровой ни была эта женщина, она много значила для нее. И всегда будет значить.

– Привет, детка.

Надя повернулась на каблуках и увидела Райдера, направлявшегося к ней с завтраком для своих рабочих – поднос с кофе и пакет рогаликов из самого замечательного паба за углом. Он стал их любимым местом. Чтобы выпить кофе и чтобы снять комнату, когда они не могли дождаться ухода рабочих и танцоров.

– Привет, красавчик!

Райдер расплылся в улыбке. Надя вспомнила того мужчину – самого великолепного на планете представителя своего пола в его блестящих костюмах и сияющих туфлях. Теперь в старых джинсах и футболке с длинным рукавом, с волосами, покрытыми штукатурной пылью, он был даже лучше.

– На работу? – спросил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

– И хорошо, если не опоздаю. Ты должен был разбудить меня, – посетовала она.

– Ты выглядела такой разомлевшей. Мне нравится, когда ты такая.

– Но моей новой начальнице это едва ли понравится.

Райдер усмехнулся:

– Твоя новая начальница тебя обожает. Все эти безумные воздушные акробаты, которым ты ставишь номер, тебя обожают. И я тебя обожаю. Так что заткнись, дай мне поцеловать тебя и убирайся, или ты действительно опоздаешь.

Надя сделала, как он велел.

– Вот. – Он сунул ей кофе, а она поцеловала его в последний раз. – Иди научи их чему-нибудь.

– Иду.

– А если им понадобится научиться качаться…

– Я знаю, к кому обратиться! – со смехом добавила она.

И даже когда смех замер, улыбка осталась. Как приклеенная. Как и многое другое в ее жизни. В ее необыкновенной, обожаемой жизни.