Пепельный блондин - Татьяна Веденская

Владимир усадил меня и поехал по пустым дорогам.

– Я давно уже сошел с ума. И не знаю, что с этим делать, – грустно кивнул он.

Буквально через пять минут мы сидели на террасе какого-то кафе и листали меню. Я смотрела на бульвар через зеленую листву тополей и держала в руках чашку кофе. Ее принесли практически мгновенно, это было здорово. Мы молчали. Владимир делал вид, что ему интересны все виды завтраков, которые предлагались в этом кафе. Официант стоял неподалеку и ждал, мы были единственными клиентами террасы, слишком было рано. Слишком воскресенье. Я сделала глоток. М-м-м, отличный кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил наконец он.

– Просто прекрасно. Никогда не чувствовала себя лучше. Наслаждаюсь видом.

– Издеваешься? – Он сощурился и покачал головой. Потом подозвал официанта. – Я буду яичницу и апельсиновый сок. Моя спутница – круассан с абрикосами и еще кофе. Верно? – Это уже мне.

Я кивнула.

– Ты ушла от него? – спросил Владимир, неожиданно перескочив с круассанов на то, о чем я бы вообще предпочла сейчас не вспоминать.

– Я не знаю. Я еще не определилась.

– Не понимаю. Оля, я никак не могу тебя понять. Ты сидишь в воскресенье утром на лавочке посреди города, совершенно одна, но ты все еще с ним?

– Скажи мне, если я сейчас попрошу тебя уйти и больше никогда не появляться в моей жизни – ты сделаешь это? – спросила я вдруг и сделала еще глоток кофе.

Владимир побелел. Это было не так-то просто – при таком загаре. Но все же было заметно, как кровь отлила от его щек, а рот приоткрылся. Я почувствовала себя последней сволочью.

– Ты это серьезно? – Все спрашивают меня, всерьез ли я. Они что, сговорились?

Я вздохнула.

– Я не знаю, что мне делать. Ты слишком многого от меня ждешь. Ты не должен был ничего говорить своей жене. Я не готова к этому. Ты не понимаешь? Теперь я постоянно думаю о том, что она будет ненавидеть меня.

– Что? – Владимир посмотрел на меня с изумлением, а потом рассмеялся. – Тебя волнует моя жена? Ты ненормальная. Я оставил ей столько денег, что она, наверное, сожалела только об одном – что я не сделал этого раньше.

– Ты смеешься? Деньги ничего не значат в таких случаях, – нахмурилась я.

– Именно. Для меня. Но не для нее. Она сказала, что хочет поехать во Францию, пожить там пару лет. Оказывается, она хотела этого уже очень давно! И я – я держал ее. Так что… Оля, прекрати надумывать себе всякую ерунду. Лучше скажи, что случилось.

– Это странно. Это странно. – Я помотала головой. – Она что, совсем тебя не любила? Это не похоже на правду!

– Ты что, считаешь, что я тебя обманываю? – возмутился Владимир.

Я замолчала на секунду, а мои губы сложились в ухмылку.

– Ну что ты! Как я могла подумать, что ты умеешь врать! Да никогда! – Я говорила с преувеличенным чувством, громко, а Владимир сконфуженно отводил глаза, как пойманный на месте преступления школьник. – Ты не мог соврать мне, чтобы успокоить мою совесть. Не в этой жизни! Только не ты.

– Олечка, пожалуйста. – Он протянул руку и положил свою ладонь на мои губы. – Не надо. Я был не прав. Но от одной мысли, что ты поедешь обратно… Что ты поедешь к нему… Я сам не знаю, что на меня нашло. И я раскаиваюсь, поверь. Я не должен был брать кольцо. Мне так стыдно!

– О, я тебе прямо верю! Стыдно ему, – рассмеялась я.

Тут он встал, подошел ко мне и опустился на одно колено. Я вытаращилась, не зная, что сказать. Совсем спятил? Ерунда какая. Официанты сбежались, чтобы посмотреть на тот идиотизм, которым мы занимались.

– Оля. Дорогая Оля. Я понимаю, что был не прав. И теперь я должен тебе одно кольцо. Я буду только счастлив вернуть долги. – Владимир одной рукой держал мою руку, а другой достал что-то из кармана своих льняных брюк. Кольцо сверкнуло на ярком солнце, не мое кольцо, не то, которое Николай надел на мой палец двадцать лет назад. Другое – из белого золота, с большим бриллиантом – вдруг оказалось на моей руке.

– Ты сошел с ума! – Я дернулась и отпрянула от Владимира.

– Оля, подожди. Это не то, что ты подумала. Я ничего от тебя не требую, – сказал он, поднимаясь. – Я просто хочу подарить тебе кольцо. Я хочу, чтобы ты знала – я здесь, с тобой, и ты можешь на меня рассчитывать. Ты меня слышишь? Эй, малыш?

Он много чего еще говорил, тихо шептал мне на ухо. Он говорил, как все изменится, как он никогда и никому не даст меня в обиду. Что его главная мечта – сделать меня счастливой. И что мы не должны никуда спешить. И что все будет хорошо и даже лучше. Все будет ослепительно-прекрасно. Надо только подождать, надо только поверить. Поверить – отличное слово. Никому я сейчас не верила. Даже самой себе. Но кольцо было красивым и на моей руке смотрелось умопомрачительно. Такой огромный бриллиант. Такой сумасшедший мужчина влюблен в меня. Может быть, это правильно? Может, это и есть моя судьба и он сможет сделать то, о чем говорит? Сделает меня счастливой?

Если посмотреть на то, как я стала спать, можно подумать, что раньше я клинически не высыпалась. Бежевая шторка на окне покачивалась от легкого ветерка. Квартира была во дворах, недалеко от метро «Динамо». Такая крошечная, что трудно поверить, что такие вообще бывают. Но из окна виднелся Петровский парк, а в самой квартире были обои в цветочек и малюсенькая кухня. Сам процесс выбора квартиры подействовал на меня удручающе. Я чувствовала себя чем-то вроде потерявшегося щенка. Я помню тот момент, когда дверь за риелтором закрылась, и я осталась в чужой, скудно меблированной квартире с тишиной, наполненной звуками шумной улицы. Это чувство, которое охватило меня в тот момент – ужас пополам с желанием бежать, затрудненное дыхание, головокружение и спазм, – паническая атака в чистом виде. Словно бы я снова попала в холщовый мешок, только на этот раз невидимый.

Владимир был категорически против. Он обижался и ругался, кричал, что предпочел бы сам решать, где и как меня разместить. Уверена, он бы придумал куда более комфортный выход из моего затруднительного положения, но меня это не устраивало. Во-первых, я не была еще готова с ним жить. Во-вторых, и это главное, я была категорически против, чтобы кто-то за меня что-то решал. Больше – никогда. Если я хочу сидеть без движения на странном рыжем протертом диване с подозрительными пятнами, так тому и быть. Если я хочу спать – я не буду просыпаться неделями. Это мое дело и ничье больше.

– Мать, это ненормально, – отреагировала Алина, найдя меня сладко спящей в третьем часу дня. – Это депрессия. Причем самая настоящая. Может, тебе к доктору? В больничку? Я помню, когда у меня был такой период, что сил не было буквально ни на что. Сейчас лето, нужно бегать, гулять. Хочешь, мотанемся в какую-нибудь Турцию?

– Нет уж, никуда я не хочу мотануться, – ответила я, сладко потягиваясь.