Дело 581-14/ОДЧ Опасно для человечества. Книга 2 - О. О. Щетинин

Палома Инге Розальба Марианна Сонел

Нет, я же уже сказала: понятия не имею, откуда все эти приёмы знаю. Просто… оно само получилось. Как могу объяснить? Ну… В то, что мне лоа помогли, вы всё равно не поверите, да? Ну, тогда вот вам объяснение: я же очень много про пилотаж читала. Гало из Сети смотрела. По ходу прыжков делать нечего, вот я и пыталась всё это на пульте отыграть. Ну и не только в прыжке. А мышцы запомнили. Ну и у айки Фальковской управление отлажено хорошо, и нейрошлем отличный. Вот так оно и получилось. А больше, уж простите, мне сказать нечего.

Думаю, что на «Стремительном» было, вас не очень интересует. Мы готовились, тренировались, я с пилотами тусила, когда получалось. Вернее, помогала им. Это ведь вы указание дали, чтобы меня с модульных палуб не гнали, да? Спасибо.

В общем… Ага, ладно. В общем, когда мы высадились, я почти сразу эту тварь ощутила. Она, puta, mierda, тоже готовилась. С силами собиралась. Я не могла понять, что она делает, но было это что-то гадкое. Ну, есть у меня пара мыслей на этот счёт. Она себя… усиливала. Питалась. Понимаете, да? И торопилась. Око ведь понимало, что происходит.

Что? Конечно, мне было страшно, а вы что думали?! А ещё… Я про Пси-корпус слышала, конечно, но когда эти ребята сказали, что будут мне помогать – то есть типа я у них, таких крутых и вообще, главная, понимаете?.. Ну да, непривычно и страшно, что подведу, запорю всё. Я ведь понимала, что в любую минуту Око решит, что у него достаточно сил, и оно по всем этим людям шарахнет. И мне надо будет как-то их защитить. И я уже знала, что вариантов-то у меня – не рудовоз. А точнее – один. Я не смогу прикрыть всех – но смогу оттянуть его на себя. Отвлечь. Как это говорится… Связать боем, да? И надеяться, что справлюсь.

Я всю дорогу, пока мы до этого командного центра ехали, концентрировалась. Ну, как будто движки прогревала перед стартом. И когда вышла, как бы сказать, на рабочий режим, оно меня почуяло. И узнало. Я услышала его удивление, ярость, обиду… Оно как будто закричало – эмоциями, чувствами – «Так нечестно!» И знаете, что странно? Вот в этот-то момент я и поверила, что всё получится. Потому что… Ну, оно, конечно, пафосно прозвучит и всё такое, но раньше это было «я против него», а теперь – «мы». Понимаете?

– Ну, привет! Потанцуем? Э-э, да ты не умеешь…

И тут по мне хлестнуло первой волной атаки. И её приняли ребята из Пси-корпуса. Приняли, отбросили и развеяли. И дали мне время воззвать к Легбе, к Эрзули, ко всей семье Рада. Смерти тут и без меня достаточно, а мне нужны свет, лёгкость и радость.

Око смутилось. Растерялось. Условно говоря, отступило на пару шагов… Словно заколебалось: нападать на меня, на старого врага – или сделать ещё что-то. Но мне-то как раз надо было, чтобы оно, кроме меня, никого не видело и не замечало!

«Ку-уда?! А ну стоять! Я же сказала – это наш танец! Только твой и мой…»

Я рванулась вперёд. К нему. И словно провалилась куда-то. И в этот раз оно не стало размениваться на уговоры, а сразу шарахнуло из главного калибра…

«Убери от меня это отродье!»

«Но, Мигель… Мигелито… Почему ты так говоришь? Это же наша малышка, ты же так хотел…»

«Я сказал – убирайся, шлюхина дочь!»

Пол больно бьёт по лицу, по боку, вышибая воздух. Хочется закричать, но дыхания не хватает, в груди словно разливается огонь, сквозь оглушающий звон в голове слышны глухие удары. Один, второй…

«Не надо! Мигель, не надо! Пожалуйста! Мигель!»

«Заткнись, заткнись, заткнись!»

Какой страшный, мокрый, хлюпающий звук… И когда наконец-то получается коротко, с сипением, вздохнуть, воздух оказывается наполнен странным запахом. Сладким, противным, пугающим.

Тогда я не знала, что это. Теперь знаю. Кровь, моча, дерьмо. Запах смерти.

Ты знаешь не только это.

Мой отец убил мою маму?

Да. И ты готова считать, что люди достойны твоей защиты и помощи?

Кажется, я всегда это понимала, всегда это помнила – и всегда хотела забыть.

Мой отец убил мою маму.

Но почему я ничего не чувствую?

Моё равнодушие пугает меня куда сильнее, чем то, что я только что узнала.

Потому что ты превращаешься в чудовище. Ещё немного, и ты станешь такой, как Хелен. Ты же не хочешь этого, верно? Не хочешь питаться чужими кошмарами? Смотреть на всех, как на пешки? А ты идёшь в этом направлении семимильными шагами. И если сейчас – именно сейчас! – ты не отступишь, назад дороги не будет. И семья Рада действительно отвернётся от тебя. Ты ведь не хочешь этого? Не хочешь? Тогда ты знаешь, что надо делать…

Да, знаю.

Я делаю шаг вперёд.

«Ну и тупая же ты тварь! Я не пла́чу потому, что всегда это знала! Вернее, догадывалась. А вот теперь – знаю. И что изменилось? Да ничего! Поэтому и не собираюсь рыдать в уголочке. Я тебе больше скажу: я простила отца. Так что тут у нас только одно чудовище, и это не я!»

Простила? И вот это – тоже простила?

Пальцы отца сжимают плечо так, что, наверное, останутся синяки. Опять. Вот только страшно, потому что совершенно непонятно, с чего он такой злой. Он не пьян, а когда он трезвый, ему всё-таки нужен повод, чтобы наказать. А я вроде ничего такого не сделала… Отец тащит меня за собой, он огромный, я с трудом успеваю перебирать ногами: если упаду, он просто поволочёт дальше, а это больно и унизительно.

«Папа! Почему?..»

«Заткнись, bruja!»

«Куда мы?..»

«Icierra el pico!»

На улице ждёт электрокар, дверца открывается, отец заталкивает меня на заднее сиденье.

«Вот! Как договаривались. Вернёшь вечером. Если эта шлюшка не появится завтра в школе, опять будет вой. И не покалечь!»

Я знаю, что будет дальше. Я не хочу вспоминать, что было дальше.

Ты сама пришла ко мне, девочка. Ты решила, что достаточно сильна, чтобы справиться со мной здесь, у меня дома. Ты будешь вспоминать! Получи всё это – или уходи!

Боль. Боль и страх. Слёзы. Вкус крови во рту – я кусалась, и он разбил мне нос. Чужие руки, тяжёлое, противное дыхание. И боль. Она всё длится и длится, я не хочу кричать, но уже не могу, я скулю и плачу, мне больно, я вся грязная, и внутри, и снаружи, и кровь на серых застиранных простынях, мне больно, мерзко, грязно, папа, за что, я же ничего не сделала, больно, я же хотела быть хорошей…

Сквозь транс я вижу, как один из псиоников слепо шарит по груди руками, сползает на пол и его начинает выворачивать. Подбегают медики, а на его место мгновенно садится новый пси. Простите, ребята, я должна… мы должны справиться с этим. У меня нет выбора. Если я отступлю, если дам ему отвлечься, вспомнить, что происходит, что здесь есть ещё кто-то, кроме меня, под ударом окажется десант. И тогда всё пропало.