Помощь деньгами и кровью - Кирилл Казанцев

На четвертом этаже было чуть грязнее, точно на стены плеснули грязью, и та застыла безобразными кляксами. Дверь напротив нехорошей квартиры была почти невидна под этим толстым слоем, Илья хотел подняться выше, но заметил там натянутую меж перил красно-белую ленточку, а на самой двери тонкую полоску бумаги, точно такую же, как недавно оторвал от своей двери.

— Там нет никого, — сказала Настя. Она уже открыла свою квартиру и смотрела на Илью снизу вверх. — Бабулька та в дыму задохнулась, остальные кто к родственникам подались, кто в общагу. Заходи. — Она распахнула дверь.

Спать ему пришлось на том же самом диване напротив окна. Только за стенкой сейчас было тихо, даже слишком. Поначалу казалось, что во всем доме, кроме них двоих, никого нет, но постепенно в могильной тишине прорезались звуки: слышались голоса, стуки, отдаленная музыка. А из подъезда несколько раз доносились шаги, но только внизу, на их этаже по-прежнему не было ни души. Кот стеснялся и не показывался, Настя крикнула из кухни, что в холодильнике есть салат, а чайник на плите, и закрылась в другой комнате.

— Спасибо. — Илья улегся на диван и уставился в потолок. Тишина давила на уши, точно в лесу, только там полно живых тревожных звуков, а тут как в провонявшем дымом склепе. Где-то далеко негромко хлопнула дверь, потом мимо дома поехала машина, и по потолку скользнул размытый луч света, пропал, снова стало темно. Потом застучал негромкий дождик, и на душе стало и вовсе пакостно, хоть вой, хоть плачь. Темнота сгустилась, сделалась вязкой и холодной, Илья закутался в плед, но от озноба форменным образом колотило. Рука под бинтами ныла так, точно пилили кость, а встать и поискать обезболивающее было выше человеческих сил. Пальцы по-прежнему не шевелились, мрак стал вовсе уже непроглядным, и не отпускало чувство, точно заживо оказался в гробу. «Скоро уже, потерпи», — Илья ухмыльнулся в темноту. Интересно, они его там ждут: Света, Машка, мать, что ушла так давно, что Илья забыл ее облик? И теперь уже не вспомнить, все фотографии сгорели, от толстых альбомов в бархатных обложках лишь пепел остался. Ведь хотел их просмотреть, да все откладывал: не до того было. А теперь уже поздно.

Ночь перевалила за полночь, дождь то затихал, то снова принимался нудно стучать по подоконнику. Илья крутился на диване, глядел то в потолок, то в стенку перед собой, потом сел. В коридоре послышался еле уловимый шорох, но темнота надежно хранила его источник. То ли кот шлялся по квартире, невидимый, точно вор, то ли местные призраки решили посетить знакомые по прошлой жизни места. Рука под повязкой горела, Илью бросало то в жар, то в холод. Он вдруг отчетливо представил себя беспомощным инвалидом, с протезом вместо руки, представил ярко, отчетливо ту жизнь, что ждет его через месяц или два, и тут тоска сделалась вовсе уж неизбывной. Он накрылся пледом с головой и вдруг заснул, да так быстро, точно сознание потерял. А когда очнулся, в комнате было светло, насколько может быть светло серым днем за задернутыми шторами, а рядом стояла Настя. Одета, чуть накрашенная, волосы аккуратно убраны, с небольшим портфелем на тонком ремне. Она убедилась, что Илья слышит ее, и отступила в коридор.

— Такое дело, — торопливо говорила она, зашнуровывая кроссовки, — у меня ученик сегодня. Скоро школа, родители просят после каникул подтянуть ему английский.

Девушка посмотрела на себя в зеркало, поправила волосы и достала из кармана ключ. Илья сел на диване и смотрел в стену перед собой. Только сейчас заметил сумку из-под ноута, она лежала в кресле рядом, почти незаметная на темной же ткани.

— Это часа на три, — сказала Настя и повернула ключ в замке. — Чайник пока горячий, найди себе что-нибудь в холодильнике и поешь. Я приду и приготовлю нам поесть. Тебе что-нибудь нужно?

«Сдохнуть бы», — Илья помотал головой и снова лег. Девушка постояла в коридоре еще немного, потом ушла. Замок защелкнулся, на площадке раздались шаги, потом все стихло. Накатила вдруг злость ни с того ни с сего, Илья сел, выругался сквозь зубы. От собственной беспомощности скулы сводило судорогой, до хруста сжимались зубы. Поешь, говорит. Какое там поешь, если в горло ничего не лезет, от одной только мысли о еде становится тошно. Если задето сухожилие, то все — он калека до конца жизни.

Мутный вязкий сон-забытье оборвал тяжелые мысли, «выключил» голову и прогнал боль. Окончательно в себя Илья пришел где-то через час, поднялся, подошел к окну и глядел вниз, пока не закружилась голова. Он сел на край дивана, а рядом уже лежал невесть откуда взявшийся кот. Зверь валялся на полу и внимательно наблюдал за всеми перемещениями Ильи.

— Не подсматривай, — сказал он кошаку и снова, в который раз попытался сжать кулак. Пальцы слабо шелохнулись, лишь мизинец оставался неподвижным. Ну, это ничего, вчера было хуже. Кот почему-то решил, что его приглашают поиграть, прыгнул Илье на колени, не рассчитал бросок и едва не свалился на пол, но успел выпустить когти, вонзился ими в штанину, а заодно и в кожу бедра под ней.

— Уйди, скотина, — Илья дернулся от неожиданной боли и рефлекторно схватил котяру за шкирку. Все пальцы правой руки сжались в кулак и крепко держали животину за шкуру. По запястью под повязкой точно еще раз ножом полоснули, через бинты проступила кровь, но Илье было на это наплевать. Он не обращал внимания на острую боль в ладонной части запястья, смотрел на сведенные, как судорогой, пальцы, сжал их еще сильнее, пока не покрылся липким холодным потом, остановился уже на грани обморока. Схваченный за шкирку кот не орал, висел неподвижно, как тряпичная кукла, всем своим видом выражал полную покорность, жмурился и легонько шевелил кончиком хвоста. Илья разжал кулак, кошак плюхнулся на пол и быстро уполз под стол. Илья привалился к стене и несколько минут приходил в себя. Повязка быстро пропитывалась кровью, а Илья этого точно не замечал. В полусне-полузабытьи он глядел на бурые бинты, пока не пришла Настя. Девушка мигом оценила обстановку, отпихнула сунувшегося к ней кота, кинула Илье его куртку.

— Собирайся, быстро. Идем в больницу.

Он накинул куртку, поднялся и снова сжал кулак. Перед глазами потемнело, кошачьи глаза в полумраке полыхнули желто-зеленым, как у змеи. На лбу выступила испарина, в ушах звенела кровь, и Илья почти не слышал, что там тревожно и быстро говорила Настя. Зато чувствовал, как ногти впились в ладонь, и сжал бы пальцы еще сильнее, если бы не боялся потерять сознание.

Русскова они не застали, его вызвали на срочную операцию, поэтому Илья сразу пошел в перевязочную. Там его встретила сердитая полная медсестра, посадила к окну за металлический столик и принялась резать покрытые засохшей кровью бинты. Рука под ними оказалась бледной, точно мукой присыпана, а вздувшиеся багровые шрамы казались нарисованными поверх кожи. Два шли крест-накрест, они были светлее остальных, рядом тянулись две кривые полосы, налитые кровью, самые глубокие и больные. И несколько круглых дыр с рваными краями — следы от колотых ударов: пацан бил, как придется, но угадал-таки, щенок, подрезал сухожилие, исполосовав Илье полруки. Медсестра тяжко вздохнула, обработала шрамы чем-то едким, отчего те побледнели, и ловко наложила свежую повязку.