Два сына одного отца - Марина Болдова

— Что кислая какая? — встретил ее возвращение отец.

Лилечка рассказала ему о Стрельцове.

— Да, дрянь порядочная.

— И главное, пап! Это он подбил меня на то, чтобы сейф открыть!

— Ладно, не думай об этом, — Роговцев отодвинул от себя пустую тарелку. — Давай посмотрим, что ты принесла.

Бегло пробежав глазами по фамилиям на папочках, он, задумавшись, отвернулся к окну.

— Пап, не молчи.

— Дай подумать, Кнопка. Для начала, конечно, я все просмотрю.

— А может, ну ее, эту информацию?

— Не знаю, не знаю…

Лилечка чувствовала: уговорить отца не трогать эти материалы теперь невозможно. Он, как говорит мама, «встал в стойку».

— Пап, что мы делать будем, если Дубенко вернется в свой кабинет?

— А мы не будем дожидаться его возвращения. Вот что. Ты отдохни пока, а я займусь папками.

Роговцев взял бумаги и удалился к себе в кабинет.

Лилечка вымыла посуду и вытерла со стола крошки. Взгляд ее остановился на принесенном пакете: «Диски! Посмотрю, пока папа занят». Прихватив пакет, она направилась в гостиную. На одном из дисков она прочла фамилию дяди мужа. Вставив его в проигрыватель, убрала громкость телевизора на минимум и включила запись. Через минуту ее затошнило. «Господи, какой ужас!» — то, что происходило на экране, не могло не вызвать такой реакции: Трофимов, одетый в камуфляжную форму, пинал сапогами какого-то человека, скрючившегося на земляном полу сарая. Тот пытался закрыть голову руками, выкрикивая что-то не по-русски. Вместо лица — кровавое месиво, слипшиеся от крови волосы и борода напоминали мокрую мочалку. Вдруг Трофимов остановился и сунул руку в карман. Достав пистолет, выстрелил несчастному в голову и, кивнув кому-то на мертвое тело, шагнул к выходу из сарая…

Лилечка сидела в кресле, обхватив колени руками. В голове вертелась одна лишь мысль: этот убийца — не их родственник, не Трофимов, а просто очень похожий на него человек. Не может у ее Димки быть такой дядя! И все ж это он. Только моложе на два десятка лет. Так вот почему Стрельцов так испугался! Узнай Трофимов, что тот видел эти кадры, неизвестно, что б с ним сделал…

— Ты чем тут занимаешься, Кнопка? Что с тобой? — Роговцев бросил быстрый взгляд на побледневшую Лилечку, потом на телевизор. — Так, понятно. Диски без меня смотрела?

Лилечка только качнула головой и заплакала.

— Пап, ну как дальше жить? Это ведь Димкин родной дядя!

Роговцев, еще не зная, что на записи, но уже догадываясь, поскольку только что прочел документы, обнял заплаканную дочь.

— И не придумывай себе ничего.

— Это в Чечне, да?

— Нет, это Афган.

— Но ты ж там тоже был! И убивал?!

Роговцев молчал. Как объяснить собственному ребенку, что такое война? Почему стреляешь, не думая, что лишаешь жизни чьего-то отца, брата, сына? Просто стреляешь, чтоб не быть убитым первым. И увидеть своих любимых. То, что он прочел в документах, покоробило даже его. Трофимов где-то перешел тот рубеж, когда убивать становится в кайф. Это очень сложно — остаться на войне человеком. Трофимову не удалось, сорвался.

Лилечка смотрела на отца, ожидая ответа.

— Да, Кнопка, я убивал. Иначе не было б меня с вами. Да и тебя б не было. Ты иди, выпей чаю, что ли, а я посмотрю здесь один.

Роговцев запустил диск сначала. Да, все еще хуже, чем он мог предположить. Знает ли генерал про этот диск? Вряд ли! Похоже, снимали через дыру в стенке сарая, и очень хорошей камерой. Сказать, откуда эта запись, сможет только Дубенко. Или Стрельцов. Лишь бегло просмотрев полученные материалы, Роговцев понял: к нему попала настоящая «бомба». Он был слишком опытным журналистом, чтоб просто опубликовать эту информацию. К тому же у него были определенные договоренности со многими людьми. И еще. Есть небольшой шанс, что это постановочная съемка. Роговцев сталкивался с такими: актеры были действительно похожи на настоящих героев — так похожи, что их «узнавали» даже самые близкие.

— Папа, что ты решил делать с этим?

— Покажу самому Виталию.

— А потом?

— Потом решим.

— Вместе с ним?

— Лиля, это может быть постановка.

— Правда? Ну, конечно! — обрадовалась Лилечка.

— Не спеши. Я сказал «может быть». Но шансов мало. И прояснить ситуацию может только сам генерал.

— Хорошо. Я позвоню Димке, да?

— Пусть генерал сам решает, нужно ли присутствие твоего мужа. Созвонюсь с ним сам, но сначала я должен поговорить с Дубенко. Он в госпитале, ты говоришь?

— Да. Но его состояние…

— Вот и узнаю, в каком он состоянии.

Роговцев открыл записную книжку, больше похожую на бухгалтерский гроссбух. Найдя страницу на букву «В», он ткнул пальцем в верхнюю строчку.

— Воронина Антонина. Домашний телефон… адрес… это не надо. Служебный!

Быстро потыкав пальцами в кнопки телефонного аппарата, он стал ждать ответа.

— Антонина Игнатьевна, Роговцев беспокоит, здравствуйте. Спасибо, на здоровье не жалуюсь. Хорошо, сразу к делу. Лечится у вас такой Дубенко Иван Иванович? Замечательно. Могу ли я его повидать? Поверьте, Антонина Игнатьевна, очень важно. Уже лучше? А когда мне подъехать? Конечно, сначала переговорю с вами. Спасибо. Максимум через полчаса буду.

— Как он там? — справилась Лилечка.

— Кажется, ему лучше. Умирать, по крайней мере, не собирается.

— Пап, а ты скажешь, что это я открыла сейф? — Лилечка отчего-то смутилась.

— Не волнуйся, Кнопка. Он еще тебе будет благодарен, что ты это сделала, поверь. — Роговцев улыбнулся дочери и ушел в кабинет.

Он все продумал. И разговор с Дубенко, и свои дальнейшие действия. Ему предстояло, в который уж раз, вмешаться в судьбы людей. Матвей никогда не шел против своей совести, но и ломать чужую жизнь в погоне за сенсацией тоже не мог. «Человеку нужно дать возможность осознать и раскаяться. А если не поможет, тогда наказывать», — говорил он жене, готовя очередную публикацию.

Ее разбудил какой-то странный звук: будто у нее на груди сидела кошка и урчала. Маринка открыла глаза. «Ба! Да у меня в животе революция! Хороша мамашка — и себя забыла накормить, и своего будущего ребенка голодом готова заморить», — неласково подумала она о себе — время обеда она проспала. Маринка резко села на кровати. Перед глазами тут же, как в калейдоскопе, закружились цветные круги и замерцали звездочки. Красота! Не хватало ко всему прочему в обморок грохнуться! Посидев недолго, она осторожно встала. Тошнота волной подкатилась к горлу. На миг стало страшно. «Ну не умираю ж я! Всего лишь токсикоз!» — успокаивала она себя, медленно продвигаясь по коридору. Перед закрытой дверью кухни Маринка в недоумении притормозила — она точно помнила, что оставила ее открытой. Успокоив себя, что это, наверное, вернулась мама, Маринка широко распахнула одну половинку двери и вошла на кухню. Первое, что ухватил ее взгляд, был поднос на столе, уставленный тарелками. Маринка подняла глаза и замерла.