Цивилизация труда: заметки социального теоретика - Татьяна Юрьевна Сидорина

просветов, делающий природу (по нашей первой непосредственной оценке) совершенно бесполезной, покорной, вторичной, малозначительной. Что имеет значение – так это техника. Природа оказалась демонтирована, дезинтегрирована науками и техникой: техника составила целостную среду обитания, внутри которой человек живет, чувствует, мыслит, приобретает опыт… Именно техника есть теперь “данность” без всяких определений: тут нет надобности ни в смысле, ни в ценности, она навязывает себя просто тем, что существует»280.

Словно уже не Бог наделяет человека идеями, творческими способностями, вдохновеньем – техника взяла на себя эти функции, техника становится Богом, как бы страшно это ни звучало.

Ж. Эллюль говорит о технике как о факторе порабощения человека. Втянутый в круговорот жизнетехнической реальности, попавший в плен техники, порабощенный техникой, человек ждет освобождения опять же от техники, хотя и в новом воплощении, но не утратившей своей сущности.

Человечеству нечего ждать от этого преображения техники: «Вплоть до 1970-х годов техника была монолитной силой, ориентированной лишь в одном направлении. Она была действительно системой и имела только одну мыслимую цель – рост во всех направлениях, развертывание мощностей, производства и т. д., хотя некоторые наблюдатели начинали уже ставить под сомнение этот рост. Сегодня автоматизация и информатизация способны мало-помалу сменить ориентацию техники. Сама по себе техническая мутация, информатизация техники, не вызовет никакого изменения в положении пролетариата, неимущих масс, не принесет никакого освобождения человека, если не будет решимости, сознательного выбора, воли, способной использовать технику в этом направлении. Назовем ее политической волей. Беда в том, что политика, какою мы ее видим сегодня, совершенно не в состоянии справиться с техникой и сама ею полностью детерминирована»281.

Техника создает новый мир, новую среду обитания, овладевает творческими возможностями человека. И человек покоряется этому технизированному миру, становится его рабом. Он уже ничего не может изменить, опираясь на знания и опыт прошлого и настоящего: все это сформировано техникой и не может быть направлено против нее.

Освобождение человечества от технического рабства возможно, согласно Эллюлю, лишь при условии революции. Философ даже намечает план кардинальных изменений, среди которых резкое сокращение рабочего времени: «Очевидно, что если человек крайне занят участием в делах организации своего кооперативного ателье, своего жилищного комплекса, своей коммуны, своего природного окружения, то ему понадобится много времени. Однако это будет уже другой труд. В том, что касается общественно обязательного труда, никаких разговоров о 35-часовой рабочей неделе уже не может быть. Они совершенно устарели. Правы авторы, говорящие о двух часах ежедневной работы» 282.

Эллюль считает, что «прогресс измеряется отныне не возрастанием числа произведенных ценностей, а количеством сэкономленного человеческого времени. Отныне необходимо не рассчитываться за труд заработной платой, а равномерно распределять между всеми членами общества (независимо от того, работают они или нет) ежегодный национальный продукт – богатство, производимое за год автоматизированными и информатизированными заводами»283.

Эти идеи входят в число основных постулатов политико-технической революции, способной освободить человека от власти техники и труда как средства порабощения.

Эллюль уточняет, что освобождение от рабства в техническом мире неизбежно предполагает постановку и попытку решения вопросов о смысле жизни и новой культуре, о такой системе организации, которая не была бы ни принудительной, ни анархической, открывая поле для нового размаха творческих способностей284.

Рассуждения Эллюля созвучны высказываниям американского социолога Уильяма Самнера (1840–1910), представителя социалдарвинизма. Самнер выступал как оппонент социалистов, а Эллюль ратует за социалистические трансформации. Полемизируя с социалистами, Самнер утверждает, что неравенство является естественным условием развития общества и в принципе неискоренимо: «Нужно понять, что мы не имеем других альтернатив, кроме как: свобода, неравенство, выживание сильнейших и несвобода, равенство, выживание самых слабых. Первая ведет к развитию общества, последняя – к его кризису»285.

В своих революционных предложениях Ж. Эллюль выступает против неравенства. Хотелось бы заметить, что цель политико-технической революции – освобождение из мира техники, уничтожение порабощающей технической галактики. При этом все атрибуты общества, построенного в условиях победного марша техники, должны быть устранены, как тормозящие освобождение и коренные перемены. В этом смысле «огосударствление техники» рассматривается как застой, остановка движения к освобождению, «машинизация» и явно соответствует второй из указанных Самнером альтернатив.

Эллюль обращает внимание на то, что в результате намеченных им действий произойдет отказ от культа эффективности производства как высшей ценности, которая сформировалась в эпоху технического прогресса и обусловлена экспансией техники. Распад технической системы, по мысли философа, вовсе не обязательно будет вести, да и не должен вести, к техническому, экономическому и прочему регрессу286.

Каков же прогноз Эллюля? Каким он видит будущее человечества в условиях совершившейся политико-технической революции? Философ предполагает, что новый мир и новое общество должны быть созданы новым человеком: «Чтобы подойти к свободному социализму с человеческим лицом без технического регресса, чтобы освободить индивида, который спонтанно продолжал бы работать, трудиться в техническом мире, перестав, однако, подчиняться логике технической системы, требуется подлинная мутация человека (переключение энергии общества с технических на духовные цели. – Т. С.). Мутация психологическая, идеологическая, нравственная, перестройка всех целей жизни. И это должно произойти в каждом»287.

Возвышение и упадок труда

Что обусловило возвышение труда и что определило его упадок? Этими вопросами задается выдающийся британский социолог и социальный философ Зигмунт Бауман – один из теоретиков «конца труда в его классическом понимании»288.

«Новый индустриальный порядок, – пишет Бауман, – как и концептуальные построения, предполагавшие возможность возникновения в будущем индустриального общества, были рождены в Англии; именно Англия, в отличие от своих европейских соседей, разоряла свое крестьянство, а вместе с ним разрушала и “естественную” связь между землей, человеческими усилиями и богатством. Людей, обрабатывающих землю, сначала необходимо упразднить, чтобы затем их можно было рассматривать как носителей готовой к использованию “рабочей силы”, а саму эту силу – по праву считать потенциальным источником богатства»289.

Бауман обращается к работе К. Поланьи о становлении рыночных отношений в Великобритании, в которой исходной точкой «великой трансформации», породившей новый индустриальный порядок, называется отделение работников от средств их существования290.

Эта новоявленная безработица была воспринята современниками как освобождение труда, как неотъемлемая часть радостного чувства освобождения человеческих способностей в целом от досадных и бессмысленных оков, равно как и от естественной инертности.

Поскольку было установлено, что труд является источником богатства, задача разума – найти, высвободить и использовать этот источник с невиданной прежде эффективностью. Целью же, которой и люди мысли, и люди действия в равной мере отдавали свои силы, как уже отмечалось, было построение нового индустриального порядка. Модель нового рационального порядка