У нас всегда будет Париж - Рэй Брэдбери

– Боже мой, какая встреча, Мари! – Он взволнованно подхватил ее под руку и, сверкая темными глазами, шумно набрал полные легкие колючего воздуха. – Но вечер на самом деле одинокий!

– Хороший вечер. – Она бросила на него невозмутимый взгляд; они уже шли к дому.

– Октябрь, – со страстью в голосе произнес он. – Боже, это мой любимый месяц, готов его поедать, вдыхать, втягивать запахи. Ах, этот мятежный и печальный месяц. Смотри, как от встречи с ним зарделась листва. В октябре мир объят пламенем; невольно вспоминаешь обо всех умерших, с которыми не суждено больше встретиться. – Он крепко сжал ее пальцы.

– Минутку. Собака хочет остановиться.

Они постояли в холодной тьме, пока собака тыкалась носом в облюбованный ствол дерева.

– Боже, принюхайся – это не воздух, а фимиам! – восторгался муж. – Сегодня я ощущаю себя великаном, который способен шагать по земному шару, срывая с неба звезды и пробуждая вулканы!

– С утра у тебя голова болела – сейчас отпустило? – мягко спросила жена.

– Все прошло. Боль не вернется! Да и кто в такой вечер вспоминает о головной боли! Послушай, как шелестят листья! Послушай, как ветер играет ветвями, сбросившими плоды! Но право же, какое одиночество, какая растерянность, куда мы движемся – забытые, неприкаянные, – по кирпичным мостовым бурлящих городов и заброшенных деревень, где даже не останавливаются ночные поезда? Как хочется сейчас быть в пути, уноситься вдаль, куда глаза глядят, лишь бы оставаться в гуще октября, пить его необузданность, его сладостную грусть!

– Давай сядем на троллейбус и поедем в Чессман-парк – там красиво, – согласно кивая, предложила она.

Он вскинул руку, поторапливая завозившегося пса, и сказал:

– Нет, я имел в виду настоящее путешествие! Через реки, по горам, мимо холодных кладбищ и затаившихся деревушек, где давно погас свет и ни одна живая душа не знает, что ты мчишься сквозь ночь по звенящим стальным рельсам.

– Ну, тогда можно взять билеты на «Северный экспресс» и съездить на выходные в Чикаго, – сказала она.

Он с жалостью покосился на нее в темноте и сжал ее узкую прохладную ладонь в своей сильной руке.

– Нет, – выговорил он с величественной простотой. – Нет. – Он повернулся к ней лицом. – Мы идем домой. На грандиозный ужин. Заказываю себе три бифштекса – мечту гурмана. Редкие красные вина, пряные соусы и целую фарфоровую лохань обжигающего супа-пюре, а на десерт – ликер и…

– На ужин – свиные отбивные с горошком. – Она отперла входную дверь.

По пути на кухню она сбросила шляпку. Шляпка приземлилась на раскрытой книге Томаса Вулфа «О времени и о реке», которая лежала под переносной лампой. Мельком посмотрев на Чарли, жена побежала проверить, не осталось ли в доме пары картофелин.

Минуло три ночи, в течение которых он при порывах ветра беспокойно метался в постели. С напряженным вниманием изучал оконное стекло, в которое стучалась осенняя непогода. Потом успокоился.

На следующий вечер, когда она вошла в дом, сняв с веревки высушенные простыни, он сидел в своем библиотечном кресле с сигаретой, прилипшей к нижней губе.

– Выпьем? – спросил он.

– Давай, – ответила она.

– Чего тебе?

– В каком смысле «чего тебе»?

На его бесстрастном, холодном лице мелькнула тень раздражения.

– Чего тебе налить?

– Виски, – ответила она.

– С содовой?

– Да, – сказала она, почувствовав, что лицо ее принимает такое же бесстрастное выражение.

Подойдя к бару, он достал два бокала размером с вазу и небрежно плеснул спиртного.

– Годится? – Он протянул ей бокал.

Она изучила виски на свет.

– Прекрасно.

– Что на ужин? – Его глаза холодно смотрели поверх кромки бокала.

– Бифштекс.

– С картофельными оладьями? – Он поджал губы.

– Точно.

– Ай да молодчина. – Он слабо хохотнул и, прикрыв глаза, опрокинул виски в свой жесткий рот.

Она подняла бокал.

– За удачу.

– Правильно. – Он со смущенным видом обдумывал ее тост, обводя глазами комнату. – Еще?

– Можно, – сказала она.

– Вот умница, – похвалил он. – Умница моя.

В бокал полилась содовая. Ее шипение наводило на мысль о пожарном шланге, оставленном без присмотра. Чарли, взяв с собой бокал, отошел и утонул, как ребенок, в необъятном библиотечном кресле. Прежде чем погрузиться в чтение романа Дэшила Хэммета[13] «Мальтийский сокол», он попросил, растягивая слова:

– Позови, когда будет мой ход.

Ее рука, вертевшая бокал, смахивала на белого тарантула.

– Шах, – ответила она.

Она понаблюдала за ним еще неделю. Ловила себя на том, что почти все время пребывала в мрачности. Несколько раз она готова была закричать.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, сев за ужин, он не сказал:

– Мадам, у вас сегодня чрезвычайно изысканный вид.

– Спасибо. – Она передала ему кукурузу.

– Сегодня в конторе произошел из ряда вон выходящий случай, – поведал он. – Туда явился некий джентльмен, дабы осведомиться о состоянии моего здоровья. «Сэр, – сказал я учтиво, – находясь в полном равновесии души и тела, я не нуждаюсь в ваших услугах». – «Разумеется, сэр, – сказал он, – но я, как представитель такой-то и такой-то страховой компании, желаю лишь вручить вам этот превосходный, абсолютно безукоризненный полис». Мы мило побеседовали, вследствие чего я стал гордым обладателем нового полиса страхования жизни, гарантирующего выплату страховой суммы в двойном размере и другие преимущества, которые защитят вас, любезнейшая дама моего сердца, в любых житейских обстоятельствах.

– Как удачно, – сказала она.

– Возможно, вам будет столь же приятно узнать, – сказал он, – что за минувшие четыре дня, считая с вечера четверга, я познакомился и сроднился с разумной и уверенной манерой письма некоего Сэмюэля Джонсона[14]. Сейчас я дочитал до середины его книгу «Жизнь Александра Попа»[15].