Леди в озере - Лаура Липман

Правда, я могу посочувствовать и этим девушкам. Помню, как чувствовала себя, когда была молодой, как любила Элвиса. Жаль, что рядом была не мать, которая поругивала бы меня, а привидение в банном халате с бутылкой джина, пробиравшееся в мою комнату, когда меня не было дома, и воровавшее деньги, остававшиеся от чаевых.

В общем, в один прекрасный день оказалось, что я беременна, вот и весь сказ. Тот парень женился на мне, но это оказался единственный его правильный поступок, и очень скоро он бросил меня с младенцем на руках. Мне было девятнадцать.

Теперь моему Сэмми четырнадцать, и он учится на «отлично». Я не пью, и наш дом блестит чистотой. Это съемная квартира, но она блестит чистотой, что бы это ни значило. Как что-то чистое может блестеть? Вот засаленное – может. Придя домой, я каждый день лежу по часу, приподняв ноги и поставив рядом стакан с пепси. Благодаря этому мои ноги еще чего-то стоят, никаких вам варикозных вен. Надо не рысью бегать, а передвигаться плавно и после работы отдыхать, закинув ноги повыше. Вот секреты, которыми я поделилась бы с молодыми девушками, если бы они спросили меня. Но они никогда не спрашивают. Воображают, будто уже знают все ответы; это относится даже к тем из них, которым удается удержаться в «Новом Орлеане».

Кстати, из-за этого названия происходит много путаницы. Некоторые думают, что тут подают блюда новоорлеанской кухни, но на самом деле раньше закусочная располагалась на Орлеан-стрит, а затем переехала на Ломбард-стрит, и хозяин решил проявить скудное чувство юмора и назвать ее «Новый Орлеан-стрит», чтобы сохранить клиентуру, но что-то не срослось, типография потеряла «стрит», и на меню осталось только «Новый Орлеан». Хозяин же слишком прижимист, чтобы заказывать новые меню. Он грек, хорошо соображает в денежных делах и в стряпне, но во всем остальном дурак дураком.

Женщина, обедающая с мистером Би, задает ему кучу вопросов. Но не таких, какие задают на свиданиях, чтобы получше узнать друг друга. Мне даже нет нужды слышать все, чтобы это сообразить. Женщина похожа на собаку, которая хочет поймать белку, ее тело напряжено. Когда я вижу такую собаку, мне хочется сказать: На что тебе белка? Тебя же и так хорошо кормят, к тому же вкус тебе вряд ли понравится. Чего бы эта женщина ни хотела от мистера Би, наверняка оно не так важно, как ей кажется. Я хорошо усвоила этот урок, поскольку убеждалась в этом снова и снова. Ничто из желаемого не бывает таким важным, как тебе кажется.

Я наливаю мистеру Би то ли третью, то ли четвертую чашку кофе, когда слышу имя – Клео Шервуд. Она работала на кухне в заведении «У Вернера», но не очень долго. Хотела быть официанткой, но начальство сказало «нет». Чтобы обслуживать столики, нужно быть белой, заявили они, этого хотят посетители. А Клео считала себя слишком хорошенькой, чтобы скрываться на кухне. И была права. А теперь она мертва – на днях я прочитала об этом в «Стар». Она стала первой из моих знакомых, кто умер, если не считать тех, кому положено умирать – бабушек, дедушек и все такое прочее. Было дико прочесть, что Клео умерла. Да еще оказалась в озере. Как девушка может оказаться в фонтане? Наверняка в этом виноват мужчина. Когда женщина умирает такой молодой, в этом всегда виноват мужчина.

Думая о Клео, я особенно ясно осознаю, насколько коротка жизнь, и пока ты жива, надо жить. Когда я подсчитываю в конце дня свои чаевые, оказывается, что сегодня мне удалось заработать куда больше обычного, и я невольно иду не к остановке своего автобуса, а в противоположную сторону, в центр города, где сосредоточены универмаги. «Хатцлерз» не для меня, не могу себе представить, как что-то покупаю там. В нем десять этажей, и разных товаров такая уйма, что пришлось занять еще и соседнее здание. Универмаг «Хохшилд Кон» не нагоняет на меня такой страх. Прохожу через вращающуюся дверь и иду в парфюмерный отдел, поскольку это первое, что попадается мне на глаза.

Мне бесполезно душиться, не в коня корм. От меня всегда пахнет беконом и картошкой фри, как часто я ни мою волосы. Правда, это некому замечать. Когда Сэмми пошел в школу, я решила забыть про мужчин. Когда отправится в университет, мне будет тридцать пять. В таком возрасте еще не поздно немного поразвлечься. Та женщина с мистером Би, от нее здорово пахло. Хотелось бы, чтобы от меня пахло так же.

– Вам что-то показать? – спрашивает продавщица. Симпатичное платье, неплохие волосы, а руки такие холеные, что мои сразу же хочется засунуть в карманы.

Но вместо этого я прошу дать мне попробовать «Джой», поскольку помню рекламу, в которой говорится, что это самые дорогие духи в мире. Продавщица неохотно дает мне полоску надушенной бумаги, ей не хочется даже слегка подушить мое запястье. Я нюхаю бумагу. Нет, женщина, обедавшая с мистером Би, была надушена не этими духами. Действуя наугад, я показываю на флакон, на котором нарисована голубка. «L’Air du Temps». Я не решаюсь произнести это название. Даже если бы я говорила по-французски, из-за моего акцента это прозвучало бы нелепо. Даже не подозревала, что у меня есть акцент, но Сэмми привел к нам в дом одного своего друга, и я слышала, как они разговаривали на кухне.

– Почему твоя мать так говорит?

– Как? – спросил Сэмми, мой дорогой мальчик.

– Как будто она одна из деревенщин в «Беверли-Хиллз»[74].

Это неправда, я говорю совсем не так. Мой тягучий западновиргинский выговор был вытеснен балтиморским, как у всех вокруг. Я говорю с тем же акцентом, что и Сэмми, довольно милым. Людям нравится мой голос. Тем, кто приходит ко мне поесть, нравлюсь я сама, их лица светлеют, когда я подхожу, чтобы принять заказ. Меня любят. И я, конечно же, не стану пытаться произнести «L’Air du Temps» перед какой-то там продавщицей просто затем, чтобы она могла посмеяться надо мной.

– Одеколон дешевле, – говорит она. – Но флакон у него не такой шикарный.

– Я бы не стала покупать духи ради флакона, – заверяю, чтобы она знала – я не деревенщина.

Но цена – это ж надо! Кто станет платить такие деньги, просто чтобы приятно пахнуть? Да с тем же успехом можно намазать за ушами ванильным экстрактом, и дело с концом.

Однако, вдохнув аромат духов, я уверяюсь, что это те самые, которыми пахло от женщины, обедавшей с мистером Би. И понимаю, что никогда не смогу позволить себе их купить, сколько бы миль я ни прошла по «Новому Орлеану», сколько бы новых посетителей ни спросило, глянув в меню: «Что, у вас нет гумбо?»[75] Я не менее красива, чем та женщина, или, во всяком случае, могла бы быть не менее красивой. И я уж точно выгляжу лучше, чем эта девица в парфюмерном отделе с ее острым носом, едва ли не упирающимся в потолок. У меня красивые ноги, хороший цвет лица. У меня прекрасный сын, и у нас все хорошо. Но я никогда не куплю себе флакон духов с изображением голубки на пробке, а у той женщины подобных флаконов, надо думать, много, и они стоят на одном из таких зеркальных подносов, на которых шикарные модницы держат свои духи.