Звезда Чернобыль - Юлия Вознесенская

– Ну, иди, давай, чего время терять. Шторы сразу задерни, а уж потом фонарем свети, поняла? Так я тут пошарю в округе и за тобой приду. Пока, тетка!

Шлык неслышной тенью заскользил вниз по лестнице.

Анастасия вошла в квартиру. Она постояла, пока глаза привыкли к почти полной тьме, потом пошла к окну, закрыла его и задернула штору. После этого она решилась зажечь фонарь, направив его раструбом вниз, как учил Шлык. Обошла комнату. Это была гостиная. Диван, два кресла, круглый стол, книжный шкаф. В углу письменный стол. Везде порядок, будто хозяева спят в соседней комнате. Анастасия подошла к столу и провела рукой по его поверхности. Даже в тусклом свете карманного фонарика она увидела, что ладонь ее покрыта густым слоем пыли. Анастасия вытерла ладонь о подол юбки и пошла в следующую комнату. Это была спальня и детская одновременно. Напротив большой двуспальной кровати стояли рядышком две пустые детские кроватки и рядом с ними шкаф с игрушками. Кроватки были не застелены, одеяльца лежали небрежными комками. Двуспальная кровать была расстелена только с одной стороны…

Дальше была ванная комната без окна. Машинально Анастасия коснулась выключателя и ахнула, тут же рванула за собой дверь: в ванной вспыхнул свет. Она огляделась. Стиральная машина, на ней ворох детского бельишка. И здесь тоже все было покрыто пылью. Видно, она налетела сюда через открытую дверь из гостиной.

Выключив свет, Анастасия снова вышла в коридор. Кухня. Кругом порядок, припорошенный сверху этой вездесущей пылью. Как скоро она налетела! Чайник на плите. Холодильник. Анастасия зачем-то приоткрыла его, но тотчас прихлопнула – в нем тоже зажглась лампочка. Хоть и тусклая, но рисковать не стоило.

На столе стояла чашка и в ней на дне Анастасия увидела остатки чая. Хлеб лежал в хлебнице. Он уже, конечно, превратился в один большой сухарь. Сахарница. Банка с вареньем. Боже мой! Между сахарницей и банкой с вареньем Анастасия увидела листок бумаги. Она схватила его, сдунула пыль и поднесла фонарик к самому листку.

«Иванушка! Я встала посмотреть детей и увидела в окно зарево над станцией. У вас, кажется, пожар. Пыталась тебе дозвониться, но телефон все время занят. Бегу узнать, в чем там дело. Дети спят спокойно, не волнуйся. Если придешь раньше меня, поставь чайник и жди меня. Аленка».

Еще не осознав полностью смысла прочитанного, Анастасия пошла с запиской в руках в ванную комнату. Там плотно закрыла дверь и зажгла свет. Еще раз внимательно прочла записку. Потом упала головой на груду пыльного детского белья на стиральной машине и оцепенела.

Очнулась она оттого, что кто-то тронул ее за плечо. Это Шлык вернулся из своего похода.

– Ты чего, тетка? Уснула, что ли? Анастасия протянула ему записку. Шлык прочел и присвистнул.

– Хана дело! И чего эту дуру понесло за мужиком? Ладно, чего ж теперь делать. Вставай давай, а то скоро уже светать начнет.

Анастасия попробовала встать на ноги, но тут же ухватилась за край машины.

– Я не могу идти, Шлык. Возвращайся без меня. Я как-нибудь завтра отсюда выберусь.

– Как это завтра? Да завтра тебя тут менты обнаружат! Да ты с ума рехнулась, что ли? Ты ж меня заложишь! А ну, вставай, пошли!

Шлык кричал уже во весь голос, не боясь быть услышанным с улицы.

– Ты же видишь, Шлык, что я не могу. А нам ведь еще ехать на велосипедах. Нет, уж ты оставь меня, пожалуйста.

– Дура! Ты знаешь, сколько ты тут за ночь радиации наберешься? Тебя ж завтра ни одна больница не примет!

– Ах, ну какое это все теперь имеет значение… Иди, Шлык, иди. Не задерживайся из-за меня. Жива буду – получишь ты и магнитофон и джинсы из-за границы. Обещаю тебе.

– Да ну тебя в жопу с твоими джинсами. Мне-то самому все равно хана. Как я тебя тут брошу? Тут же ра-ди-ация! Эх, дурак я, что с тобой связался…

Шлык был на грани истерики. Собрав последние силы, Анастасия заговорила с ним учительским тоном.

– Ну вот что, молодой человек. Я не девочка и сама за себя отвечаю. И никому я ничего про тебя не скажу, можешь быть спокоен. Я выберусь. А сейчас – иди! Вот тебе и вправду оставаться тут опасно.

Учительский тон подействовал. Шлык сразу обмяк, вздохнул и сказал:

– Ну, ладно, сделаем, как ты говоришь. А завтра постарайся все же хоть подальше отсюда отойти и иди деревнями. На шоссе не высовывайся. Там сейчас движение днем, как в Киеве на Крещатике. Будь здорова, коли так.

И Шлык бочком, чтобы не выпускать слишком много света в коридор, вышел из ванной, и вскоре шаги его затихли совсем.

Анастасия снова положила голову на детское белье. Сквозь запах пыли пробивался смешной, совсем забытый детский запах. Так когда-то пахли рубашечки и платьица Аленушки. Вдруг вспомнилась старая русская сказка, которую она читала маленькой сестричке. Про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Иванушка, злой ведьмой обращенный в козленка, стоит на бережку и плачет:

Сестрица Аленушка! Сестрица Аленушка!

Выплынь, выплынь на бережок!

Горят костры горючие,

Кипят котлы кипучие —

Злая мачеха хочет меня погубить.

А сестрица отвечает ему со дна реки:

Не могу я выплыть, братец Иванушка!

Бел-горюч камень на груди лежит,

Шелковые травы ноги опутали,

Злая змея сердце сосет!

Анастасия сидела на полу, обхватив голову руками, раскачивалась и все повторяла слова старой сказки…

Потом она заставила себя встать. Подошла к раковине и отвернула кран. Тонкой струйкой потекла вода. Радиоактивная? Ей было все равно. Она сполоснула лицо, намочила блузку там, где сердце. Стало чуть легче дышать. Потом потушила свет в ванной и вышла в кухню. Уже начало светать и можно было обходиться без фонарика. Она взяла чашку, из которой в последний раз ее Аленушка пила чай, и налила себе воды из-под крана. Выпила. Она забыла, что в рюкзаке, который остался в передней, у нее еще была вода из Иванкова. Потом она еще раз обошла всю квартиру, стараясь все запомнить. В спальне подошла к детским кроваткам. В одной на подушке лежал заяц, в другой – в ногах сидел медвежонок.

Она взяла обе игрушки и, прижимая их к себе, вышла из Аленушкиного дома.

На улице было уже почти совсем светло. Вдалеке слышался все тот же неумолчный гул работ, но вокруг не было ни души, никакого движения. Анастасия долго шла по мертвому городу в сторону, противоположную той, откуда доносился шум Кончились каменные дома, пошли сады и деревянные одноэтажные домики. Во дворе одного из них Анастасия увидела копошащихся в пыли кур. На крыльце дома сидела ожиревшая лисица и лениво поглядывала на глупую добычу, никуда от нее не убегающую. Иногда какая-то курица, уже совсем дура, подходила к самому крыльцу, и тогда лисица тоненько тявкала на нее – требовала уважения. Не выказывая ни малейшего волнения, курица отходила на всякий случай подальше. За домашнюю собаку куры принимали свою губительницу? Думали, что ли, что она сторожить их приставлена куда-то пропавшими хозяевами? Анастасия почувствовала смутную ненависть к наглой хищнице и жалость к бедным бездумно покорным курам, и хотела уже подобрать какой-нибудь камень и шугануть с крыльца нахалку, но тут услышала над своей головой приближающийся рокот. Она инстинктивно укрылась под листвой ближайшего дерева. Над нею пролетел вертолет. «Реактор шапками закидывать…» – вспомнила она слова Шлыка. Дальше она пошла по деревенской улице, держась ближе к заборам и стараясь все время быть в тени деревьев. О курах и пасшей их лисице она сразу же забыла.