Цепные псы пантеонов - Игорь Чубаха

— Спокуха, все равно простому смертному от «Старшей Эдды» не скрыться. Рекорд — сорок семь часов тридцать шесть минут.

— Чей рекорд? — Антон нашел себе удобный насест — надломанный венский стул — не в центре, но и не на окраине королевства чаек. И теперь единственное, что он видел, — чайки, чайки и еще раз чайки, маскирующие свалку живым ковром.

— Одному бурятскому шаману повезло, да и то — у парня в предварительном зачете числился удачный побег из сталинского лагеря, — призраку Эрнсту фон Зигфельду чтобы общаться с Петровым на равных, приходилось сидеть на треснутом корпусе монитора. Частенько задевавшие, точнее шинковавшие астральное тело, будто капусту, птичьи крылья настроение Эрнсту не портили. Он их словно не замечал.

Где-то далеко загребал свежий мусор в кучу бульдозер. За бульдозером кралась когорта бомжей и бросалась грудью на все, мало-мальски достойное внимания: антикварные обломки чего-то там, пустые бутылки с дохлыми жуками внутри, металлический лом... Это была, наверное, самая крупная из городских свалок. И понятно, что главными обитателями здесь были не бомжи, а вороны, чайки и крысы. Каждый вид имел здесь столь многочисленную популяцию, что даже не рисковал затевать друг с дружкой войны.

— Это в какой же древности происходило-то? — Антону было не по себе. После атаки завороженных птичек над Невой ему повсюду мерещились измены. Он нервно водил клювом во все стороны, будто его припирает птичье либидо в брачный период.

— Лет пятьдесят с гаком тому.

— И рекорд не побит?

— Слишком хорошо умеет «Старшая Эдда» ловить простых смертных. А ведь не ради комфорта она в город переселяется, ты — слишком ценный объект, чтобы не бросить на поиски резервы по максимуму. Твой легендарный яд способен весь небренный инферн-мир с ног на голову перевернуть, как тут Гребахе Чучину оставаться в сторонке?

— Хочешь сказать, что я зря здесь пропитываюсь вонью среди миллиона прочих гуммозных чаек? Меня отыщут, где бы я ни ныкался?

— Почему зря? Рекорд мы, конечно, не побьем, но благодаря мимикрии на парочку часов дольше воздухом свободы подышим. И есть процентов десять вероятности, что волхв-дивизион здесь «Эдду» опередит. Это все-таки почти Питер, территория, контролируемая нашими, а не «Эддой», — Зигфельд зевнул, будто разжевывал азбучные истины.

— Всего жалких десять процентов?

— Если сами не подсуетимся, то всего десять, ведь волхвы про яд ни ухом, ни рылом. И суетиться нам надо очень осторожно, никто в дивизионе даже того не знает, что мы в бегах. Дивизион сейчас паникует только по одному поводу — пытается отгадать, какого лешего «Эдде» не сиделось спокойно на своих болотах, и ищет-рыщет, куда «Эдда», собственно, переехала. Это ж такой шанс для волхвов — прихлопнуть «Эдду» одним точечным ударом оружия массового инферн-поражения.

Метрах в пяти одна дотошная чайка раскопала особенно душистую кучу объедков, и за богатство тут же вспыхнула драка, пух полетел по ветру. Из-за забурлившего клекота пришлось чуть ли не орать благим матом, чтобы расслышать друг друга.

— А почему же мы не суетимся? У тебя есть какие-нибудь явки, пароли дивизиона?!

— Откуда? Если б я что-то такое знал, «Старшая Эдда» легко нашла бы способ выковырять секреты из моей головы даже после смерти! Поэтому все встречи, получения задач, шифровки в нашем мире дозволены только через курьеров.

— А форс-мажор?! — Вообще-то, если честно, Антону не хотелось обратно ни в «Эдду», ни в неведомый волхв-дивизион. Но сообщать о своих желаниях-планах-надеждах призраку-попутчику Петров не спешил.

— Верно. Есть один план на самый крайний случай. — Кажется, принял сетования ботаника призрак за чистую монету. — Только тебя в «Эдде» раскололи, оборачиваешься чайкой и мчишь на свалку! Закрой клюв, это шутка. От своих мы отрезаны надежно. Волхвы знают, что я погиб на посту, — где-то стоит горшок с кустиком герани, и, когда мне наступили кранты, он должен был увянуть. А значит, любая моя попытка выйти на связь будет квалифицирована отцами-волхвами как провокация. Рыпнемся — сначала зачистят, потом спросят.

Смертные чайки наспех поделили свежие объедки, и гам немного стих.

— Погоди, погоди, ты уверен, что вон та стая чаек не приворожена на охоту за нами?.. Уверен?.. Ладно, тогда поясни, как нам сделать, чтоб твои волхвы сначала спрашивали, а потом уж стреляли?

— Ни в коем случае не называть себя Зигфельдом или его знакомцами. Можно для начала попробовать выдать себя за готовых перевербоваться дэв-янычар или неприкаянных хеллоуинщиков, можно — за буддийских бродяг «перекати-поле».

Петров изобразил, как сумел, птичьей мимикой, что перспектива не похожа на вкус мармелада.

— А если купиться на посылы того загадочного гражданина из ночного метро? Он вроде сулил покровительство...

Здесь призрак уже окончательно не сдержал презрительную мину: мол, если мы начнем шакалить за крышу по таким подворотням, то лучше сразу сдаваться.

— Ты правильно понял, что он тебе втолковывал? Анонимный фрукт ведь весьма доходчиво объяснил, что, будь ты хоть с тысячей разных оборот-браслетов, одиночке выжить в инферн-среде невозможно. Или ты приткнешься к какому-нибудь пантеону, или тебя приткнут по категории «раб». А вот о чем он умолчал, так о том, что, чем ниже твое место в пирамиде пантеона, тем твоя доля незавидней. И я, наверное, без физического тела стал глуховат и что-то не расслышал, чтоб тебе предлагали скипетр и маршальский шарф. — Это так неприятно, когда вампир оскаливается в презрительной улыбке. Пусть даже это всего лишь тень вампира.

Но нашему Петрову было не до сантиментов. Антон, между прочим, невольно оглянулся на гряду вывалянных в мазуте пакетов просроченных чипсов. Показалось, будто за кучей происходит подозрительное шевеление. Слава Богу, только показалось.

— Ладно, убедил, таинственного незнакомца забудем. Какие еще есть варианты? — Если Петров не стремился вступить в ряды ни «Эдды», ни волхвов, то уж тем более Антону не хотелось ложиться под незнакомцев. Но посвящать в свои истинные планы призрака-попутчика он не считал обязательным.

А на самом деле Антон прикидывал, удастся ли ему смыться от всех инферн-армий, сколько их там делит этот мир, и попытаться с помощью яда оживить Настю — возникла такая идея, и чем дальше, тем настырнее грызла Петрову душу. Правда, способен ли яд его изобретения Настю оживить, тоже пока оставалось тайной за семью печатями. Здесь уже требовались лаборатория и полновесный цикл опытов над инферн-мышами.

— Вариант один — сидеть в теле чайки и ждать. Кто нас раньше найдет, тот сегодня сильней, с тем и пытаться договориться.

— Даже с «Эддой»? — понадеялся Петров внушить Зигфельду, что волхв-дивизион все-таки симпатичней.

Эрнст лишний раз изобразил рожей, что сетования друга Петрова начинают доставать даже его — личность не от сего мира:

— Уговорил. Если нагрянет «Эдда», будем биться до последнего.