Исповедь рогоносца - Жюльетта Бенцони

– Значит, вы хотели мне понравиться, сударыня? Какое похвальное желание. Нет ничего проще, чем доказать это! Какой мужчина откажется полюбить вас?

Жан-Батист прямо-таки позеленел. Все оборачивалось весьма неожиданным образом. Если Гийом сунется со своей любовью к Жанне, он сильно осложнит дело. Надо немедленно внести ясность и положить этому конец.

– Эй, погоди! – поторопился он ответить за девушку. – Не так быстро! Речь ведь не идет об обыкновенной женитьбе. Жанна не собирается задерживаться в Париже. Она живет в Версале и будет там жить и дальше.

– Но я не думаю, – оборвала его Жанна, – что этот господин видит тут какое-то неудобство. Не волнуйтесь, мой дорогой Жан! Разве вы не понимаете, что мы просто немного полюбезничали! Ничего больше!

Слова «ничего больше», произнесенные презрительным и высокомерным тоном, вмиг отрезвили Гийома. Он сразу же понял, что для этой элегантной парижанки, привыкшей к обществу самых знатных из знатных сеньоров, он навсегда останется дикарем, мужланом, пригодным лишь выполнить ту услугу, какая от него требуется. Ему даже показалось, – и с большой долей уверенности! – что Жанна считает: эта она оказывает ему величайшую милость! Настроение его сразу же переменилось. Только что он готов был, бросившись на колени, обожать эту необыкновенную красавицу, теперь он ее страстно ненавидел…

Он посмотрел в сторону двери. Ему хотелось одного: бежать из этого дома, поскорее вернуться в родной Левиньяк, к крестьянкам, которые, по крайней мере, к нему относятся как к знатному господину. Он уже открыл было рот, чтобы сообщить брату, пусть тот поищет для этой потаскушки другого мужа, который охотно закроет глаза на ее похождения, но дверь открылась и вошел высокий мужчина с толстым сафьяновым портфелем, с ног до головы одетый в черное.

– А вот и нотариус! – вздохнул с облегчением Жан.

Гийом тоже вздохнул. Он попался в ловушку. Бежать слишком поздно. Даже не понимая, что означают сыплющиеся горохом слова, он выслушал текст брачного контракта, в соответствии с которым Жанна полностью брала на себя содержание семьи… Слово «семья» вызвало у него горькую улыбку. Затем, когда все присутствовавшие расписались под бумагой, Жанна присела перед ним в глубоком реверансе, как положено при дворе.

– Всегда к вашим услугам, сударь!

– Ваш покорный слуга, сударыня! – эхом откликнулся Гийом, все такой же одеревенелый на вид, но буквально раздираемый на части желанием отвесить пару хороших пощечин этой очаровательной нахалке, которая так явно насмехалась над ним.

Но желание это так и осталось неосуществленным. Жанна мчалась в карете, запряженной великолепными белыми лошадьми, по дороге в Версаль, где ее ждал король. Гийом, которому брат выдал солидную сумму, якшался со всяким сбродом в одном из парижских притонов, где ему удалось напиться до чертиков.

Ему снова пришлось встретиться с Жанной во время венчания, утром 1 сентября. Все время между заключением брачного контракта и религиозной церемонией Гийом безумствовал, пил как сапожник и вообще вел себя как человек, которому во что бы то ни стало нужно забыться, но никак не удается. Когда он в пять часов утра вошел в церковь Сен-Лоран и увидел прямо перед собой молодую женщину, ненависть и отчаяние снова захлестнули его. Никогда, что бы там ни было, он не сможет забыть ее! Гийом проклял свою дурацкую судьбу, которая вынудила его к этой смехотворной женитьбе. В течение одного мгновения он вновь испытал жгучее желание сказать «нет» и убежать со всех ног, но взгляд старшего брата давил на него. Он знал, что в руках Пройдохи его жизнь не стоит и ломаного гроша. Жан, в отличие от него самого, всегда прав и шутить не любит!

Несколько минут спустя Жанна Бекю, окончательно и навсегда ставшая как для своих современников, так и для истории графиней Дюбарри, церемонно поклонилась мужу, затем повернулась к нему спиной, будто к какой-то совершенно ничего не значащей вещи, села в карету и унеслась вдаль. Ее занимали дела куда более важные, чем какая-то там свадьба… Ну, например, долгожданное представление ко двору, от которого прямо зависит ее будущее. Следует подтвердить в глазах всего света, насколько сильна ее власть над Людовиком XV.

Гийом все с той же горькой улыбкой, чуть раздвигавшей углы губ, смотрел ей вслед. Он еще смотрел, когда от кареты не осталось и воспоминания, он, казалось, погрузился в мечты, но Жан резко вырвал брата из этого состояния.

– Заснул ты, что ли? Слава богу, все наконец позади! Теперь ты богат, да и я тоже – и все благодаря этой свадьбе! Когда ты уезжаешь в Левиньяк? Мне кажется, ближайшая почтовая карета отойдет в…

– Не суетись! – тихо сказал Гийом. – Я никуда не еду!

– Как?! Ты не хочешь возвращаться домой?

Гийом покачал головой, очень довольный тем, что заставил брата вытаращить глаза от удивления.

– Да конечно же, нет! В Левиньяк я всегда успею вернуться. А пока мне хочется задержаться в Париже. Спешу предупредить, что никакие твои слова не заставят меня изменить решение.

На этот раз Жан-Батист Дюбарри ничего не ответил. Только пожал плечами. В конце концов, зачем мешать этому бедняге Гийому хоть немного поразвлечься?

Девицы Дюбарри, Шон и Киска, состоявшие теперь в свите королевской фаворитки, больше не беспокоились о судьбе Гийома. Они были слишком заняты многочисленными придворными интригами, неизбежно возникавшими вокруг приятельниц Его Величества, чтобы думать о брате.

Тот, впрочем, нимало не страдал от этого. Он нанял для себя в прекрасном особняке на улице Бургундии отличные апартаменты и жил там открытым домом. С некоторым удивлением, которое как нельзя лучше свидетельствовало о его природной наивности, он вдруг обнаружил, как невероятно много у него, оказывается, друзей и родственников. Просто вообразить было невозможно! Не проходило и дня, чтобы на пороге не возникали какие-то люди, мужчины и женщины, которые, заверяя его в своей искренней дружбе, вспоминали – кто о том, как качал его ребенком на коленях, кто о том, как играл с ним в мяч на просторах Левиньяка. Иногда это были кузен или кузина более или менее отдаленного свойства, которые просто стремились как можно скорее восстановить родственные узы. Этот обрушившийся на Гийома шквал родственных чувств чрезвычайно развлекал Жана-Батиста, который не уставал посмеиваться над братом.

– Тебе не следует верить всем этим людям, малыш! – весело предупреждал он. – Большая их часть – отпетые мошенники. Мне они отлично известны!

– Ба! – отвечал Гийом, подергивая с достойной Версаля грацией кружевное жабо. – Какая разница? Они меня забавляют, а это главное!

Но однажды зимним утром в дом постучалась судьба. К Гийому явилась дама лет тридцати, очень прилично одетая и с очень приличными манерами. Она с порога принялась извиняться: вот-де побеспокоила вас так рано, но объясняла свое нетерпение тем, что просто не могла вынести столь долгой разлуки с давно потерянным из виду кузеном.

– Я бы узнала вас и в большой толпе, – прибавила дама. – Вы ничуточки не переменились, мой дорогой! Все так же красивы, все так же мужественны…