Русская наследница - Алина Знаменская

— Анька! Ну Анька! — вопил Виталька, перекрикивая ветер. — Подожди меня!

— Отвяжись, — буркнула Аня и перебежала на другую сторону улицы.

Она понеслась не оглядываясь и, конечно, не видела, как брат поскользнулся, выронил мячи и не раздумывая рванул за ними прямо на мутно-желтые фары машин. Аню остановил пронзительный визг автомобилей и дикий скрежет. Ее мгновенно обдало жаром, и она, резко развернувшись, побежала назад. С другой стороны улицы к месту аварии уже подбегал Филипп.

Шатров устроился на заднем сиденье рядом с Катей. Место возле водителя досталось Степе — он же чувствовал на себе сегодня ответственность охраны. Степа смекнул, что говорить о делах сейчас не время, и включил музыку. Шатров молчал, держал в руке податливые Катины пальцы. Он так остро ощущал ее рядом, что мог, пожалуй, обжечься. Хотя, собственно, весь жар исходил скорее от него, чем от нее. Она доверчиво грелась о его бок, как кошки греются возле хозяев — образуя с чужим телом, казалось бы, нерасторжимое целое, но готовые в любой момент спрыгнуть и убежать.

— Кажется, авария на перекрестке, Марат Борисович. — Водитель сбавил скорость. Впереди маячили гаишники. Стоял белый фургон «скорой».

— Я здесь выйду, — сказал Степа. — Мне тут два шага. А вы по параллельной езжайте.

Подъехали ближе, и Степа выскочил.

— Филипп! — вдруг вскрикнула Катя, и Шатров заметил, как румянец сползает с ее щек. Он посмотрел вперед и сразу увидел высокую фигуру иностранца, торчащую среди машин. «Он побежал за девочкой», — вспомнил Марат, и тут же мозг его нарисовал ужасную картину. Катя дергала ручку двери, пытаясь выбраться из машины. Когда Шатров помог ей, она кинулась к месту аварии. Шатров направился туда же. Он пробирался меж заснеженных машин, столпившихся на перекрестке, не выпуская из виду Катину фигуру в коричневой дубленке. Вдруг в ноги ему что-то ткнулось. Это был рыжий футбольный мяч.

Витальку привезли в ту же больницу, где полгода обитал Филипп. Теперь в приемном покос травматологии их было пятеро — Филипп на машине Шатрова съездил за Дашей.

Дашу отпаивали валерьянкой. Катя тщетно пыталась добиться от Филиппа полной картины случившегося. Было непонятно — откуда взялся Виталька, да еще со своими футбольными мячами? Шатров случайно взглянул на девочку и задержал взгляд — она сидела притихшая отдельно ото всех, глядя в одну точку. В ее взгляде сквозило что-то недетское. Там творилась какая-то неподходящая для ребенка работа. Шатров отвлек Катю от «допроса» и предложил отвезти ее вместе с племянницей домой. Когда уже возвращался к себе, в областной центр, в серый предрассветный час — чувствовал, будто за спиной разматываются тысячи бесконечных нитей белой паутины, связывая его с этим городом, с Катей, с ее семьей.

Катя была в смятении — ее племянница Анютка забаррикадировалась в соседней комнате и не пускала к себе даже ее, родную тетку!

Последнее время с девочкой творилось что-то неладное. Третий день Виталька находился в больнице, и третий день Анна ни с кем не разговаривала, отказывалась от еды и ни к чему не проявляла интереса. «Неужели мы с Дашей были такие в двенадцать лет?» — силилась вспомнить Катя и ничего не вспоминала, кроме хора в музыкалке и вечного английского.

Виталька уже пришел в себя, но, чтобы не волновать его излишне, к нему пока не пускали. Кроме Филиппа, которого мальчик не отпускал от себя, и Даши. Им приходилось по очереди дежурить там.

Анютку оставлять одну было тоже нельзя. Бабушкины нервы не выдержали, и она ушла, хлопнув дверью, — внучка не пожелала с ней разговаривать. Катю труднее было вывести из себя. Она решила взять племянницу измором.

— Ань! Бабушка принесла пельмени…

В ответ из комнаты не донеслось ни звука.

— Я сейчас буду варить. Сколько тебе бросить? Десять хватит?

— Не хочу я… — Вялое бурчание из-за двери. И то ладно, — отозвалась.

— Виталька тебе привет передает, — бросила Катя следующий «пробный шар».

За дверью молчание.

— Когда пришел в себя, первым делом спросил, где его мячи. Представляешь?

— Врешь ты все! — вдруг взвизгнула Аня из-за двери. — Если бы он пришел в себя, меня бы пустили к нему, я его сестра. А меня не пускают! Вы все мне нарочно врете, думаете, я не понимаю!

Катя насторожилась. Только что прозвучала самая длинная речь племянницы за последние три дня.

— Почему ты думаешь, что мы тебя обманываем? Зачем нам это?

Катя говорила спокойно. Сама при этом осторожно надавила на дверь. Та не поддавалась.

— Моей подруге Юле тоже всегда приветы от дедушки передавали из больницы. А дедушка потом умер.

— Анна! — Катя нахмурилась. Упрямство племянницы начало ее доставать. — При чем тут Юлин дедушка? Зачем нам врать тебе про Витальку? Попытайся-ка мне втолковать. Что-то я тебя не пойму.

— Вы всегда все врете. У вас у всех какие-то тайны от меня. Вас никогда не поймешь!

Анька задыхалась от эмоций. Катя так ярко представила ее, сидящую на полу с мягким ворсистым слоненком в обнимку. Маленькую, растерянную, зареванную, одинокую.

— Хочешь, Анька, я расскажу тебе свою тайну? — вдруг спросила Катя и услышала, как за дверью шмыгнули носом. Там произошло какое-то шевеление, и в щель под дверью Катя разглядела Анькины пальцы.

— Хочу.

Катя опустилась на пол в прихожей рядом с закрытой дверью.

— У меня действительно есть тайна. Из нашей семьи ее не знает никто. Ты — первая. У меня, Аня, есть ребенок. Сын. Ему три годика.

— А где он? — помолчав, спросила Анютка.

— Он живет… в санатории, — продолжала Катя. — Пока я не могу забрать его, но…

— Значит, это к нему ты так часто уезжала?

— К нему.

— Ой, Катя! Даже бабушка не знает?!

— Никто. Только Филипп. Я ему тогда, в ресторане, рассказала. Мне нужна была его помощь.

— Ты на меня сердишься из-за ресторана? — донеслось из-за двери.

— Нет, нисколько. Все к лучшему.

— Ничего не к лучшему, — тихо возразила Аня. — Это из-за меня Виталька попал под машину! Я бежала, они кричали мне — он и Филипп, — а я как дура… А потом…

Катя слышала, как безудержно рыдает племянница, и тоже зашмыгала носом.

— Зато ты поняла, как любишь брата, — сказала Катя.

— Да, я люблю его! Он самый добрый! — кричала сквозь рыдания Анька, разгребая завалы у двери. — Он всегда мне свои конфеты отдавал, когда нас угощали! И от Петюни защищал, когда тот жил у нас. Виталька хороший, а я — плохая!

— Не говори глупостей!

В следующую минуту Катя уже пробралась в Анюткину комнату и увидела племянницу среди перевернутых стульев, диванных подушек и прочей белиберды. На полу стояла швейная машина. Это она, вероятно, так плотно прижимала дверь.