Десять дней до конца света - Манон Фаржеттон

– Гульнем в последний раз перед концом света, – шепчет Сара.

Этот пляж расположен в трех километрах от места встречи, назначенной Бартелеми. Он и остальные, наверно, уже там. Или скоро будут.

Некоторое время они рассматривают людское море, без малейшего смущения берут крупным планом зону, отведеннную под колоссальную оргию. Потом Сара забирает у Валентина пульт и возвращает дрон – надо экономить батарею.

Зрелище этой толпы подействовало на нее сильнее, чем она ожидала.

– Я ведь пошутила только наполовину, Вэл.

– Как это?

– Для меня не может быть и речи о том, чтобы умереть, не занявшись в последний раз любовью, и если Гвен ушел в свой воображаемый мир так глубоко, что мне до него не достучаться, пусть это будет с кем-то другим.

– Ты хочешь изменить ему перед самой смертью? Не думаешь, что будешь об этом жалеть?

– Нет.

– Тебе повезло. Другие бы мучились чувством вины.

Некоторое время они молчат. Мысль о телесной близости как спасательном круге, чтобы до последнего держаться за жизнь, просачивается в умы обоих и, занимая всё больше места, уже представляется соблазнительной.

– Заключим пакт, – предлагает Сара. – Если Гвен окончательно отдалится от меня, Лили-Анн не подпустит тебя близко и мы застрянем здесь, то накануне взрывов мы с тобой переспим.

Валентин всматривается в ее лицо, ищет на нем знак, что это шутка. Не находит. Губы его растягиваются в улыбке.

– Я твой, – заявляет он, торжественно протягивая руку.

– Я знаю, – отвечает Сара, пожимая ее.

Ч – 69

Сидя на корточках в складках большого клетчатого одеяла, Браим старательно раздувает первые язычки пламени, лижущие дрова. Солнце еще льет на море свой золотой свет; однако Браиму показалось в порядке вещей развести костер, чтобы достойно встретить ночь. Он будет сегодня спать здесь, под звездами, прямо на песке, как ему случалось сотни раз на пляжах своей родины, и этот отголосок прошлого заронил в его душу искорку драгоценного света детства.

Мало-помалу, когда дневное светило скрывается за горизонтом, все подтягиваются к костру. Первым подходит Гвенаэль и садится на стопку своих листков, чтобы они не разлетелись и не сгорели ненароком. За ним Сара и Валентин, о чём-то беседуя вполголоса. Музыка доносится до них с пляжа чуть дальше по берегу, где вспыхивают одна за другой тысячи светящихся точек, словно упавшие с неба звезды; агрессивную ритмику ночного клуба смягчает расстояние. Браим откидывается назад, вытягивается во всю длину на одеяле, сцепив руки под головой. Глаза его скользят по вершине утеса, и он первым видит Лили-Анн. Она спускается по извилистой лестнице с легкостью эльфа и идет по песку прямо к ним.

– Эй! – кричит Сара, завидев ее. – Поешь с нами?

– Спасибо, не хочется.

В левой руке у нее круглая банка, в которой плавает золотая рыбка, а под мышкой правой зажата пачка бумаги, которую она, ни слова не говоря, кладет рядом с Гвенаэлем. Подняв голову, он благодарит ее улыбкой и снова погружается в работу – и как ему удается сосредоточиться под разговоры окружающих? Лили-Анн садится рядом с Браимом. Пристроив банку на песке, натягивает широкий свитер в полоску на согнутые коленки. Задумавшись, неотрывно смотрит на пламя.

– Как ты? – спрашивает через некоторое время Браим.

– Так странно быть у родителей, зная, что они не вернутся. И потом, Лора и Марк… Они во что бы то ни стало хотят найти способ спастись от взрывов.

– А тебе не хочется его найти?

– Хочется. Я просто… мне бы немножко их веры в будущее. Мне бы поверить, что будущее вообще возможно. А я не могу. Даже если они найдут убежище, я не могу не думать, что в последний момент мы всё равно умрем, что ничего не поможет, не стоит и надеяться. Я не знаю, почему у меня такие пораженческие настроения. Может быть, из-за журналистов. Из-за слов, которые они употребляют. Знаешь, «стены взрывов», «неотвратимые». Ужасная «серая зона», где ничто не выживает. Много ли места будущему оставляют такие слова? Понимаешь, даже если допустить, что у нас получится и мы спасемся несмотря ни на что, хотела бы я жить в мире без красок? А ты бы хотел?

Она устремляет на Браима глаза, в которых плещется сомнение.

– Переночуешь с нами под открытым небом? – просто спрашивает он.

– Спасибо за приглашение. Я, наверно, все же поднимусь к себе, просто попозже. А ты ведь, кажется, собирался посмотреть здешние места?

Браим смыкает веки, вслушиваясь в тихий шум прибоя.

– Этот пляж имеет странную власть, – говорит он. – Как будто, раз придя сюда, уже никуда не уйдешь.

– Если только это не твоя отправная точка, – возражает Лили-Анн. – Подростком я так мечтала уехать отсюда…

– Но ты же вернулась.

– Да. Здесь мой дом.

– Твоей рыбке было тесно в мешочке?

Она слабо улыбается.

– Пруда поблизости нет, некуда его выпустить. Соленая вода, как выяснилось уже много лет назад, ему не полезна. Вот выгуливаю его. Хоть это я могу для него сделать. Он единственный на свете никогда меня не бросит.

– А Лора?

– Ушла из дома, чтобы жить своей жизнью. Всё в порядке вещей. Но тогда… она оставила меня одну. Так мне тогда показалось.

– А твои родители?

– Серьезно?

– Они тебя не бросили…

– Их нет в живых, Браим.

– Это не их выбор.

– Результат один.

В ее глазах твердая шероховатость скал. Взгляд-стена, защита от боли.

Еще не совсем стемнело, когда к костру, в свою очередь, подходит Лора. Она бросает сестре рацию.

– Чтобы связаться с домом, если сеть совсем пропадет, – скупо объясняет она.

– А это что? – интересуется Сара, показывая на скороварку, которую Лора прижимает к животу.

– Спагетти болоньезе.

– Для нас?

– А ты как думаешь?

– Лора, – восхищается Валентин, – отныне ты моя героиня!

– Ага-ага, – улыбается та, закатив глаза.

Передав кастрюлю и приборы Валентину, Лора осматривается.

– Вдруг ночью пойдет дождь, – дает она инструкции, – есть грот, если что…

– Грот? – повторяет Гвенаэль, вздрогнув, как будто кто-то его укусил. – Где?

– Трещина в скале, вон там. Лили-Анн вам покажет. Спокойной ночи всем.

Лора в последний раз окидывает взглядом маленькую компанию и уходит.

– Еще раз спасибо за спагетти! – кричит Сара ей вслед. – Объедение! – Она поворачивается к остальным. – Хотите?