Цеховик. Книга 1. Отрицание - Дмитрий Ромов

– Да.

Она называет точный адрес и ещё раз повторяет телефон.

– Набери по внутреннему ноль и две последние цифры. Я буду ждать.

– Хорошо, – отвечаю я и выпрыгиваю из автобуса.

Она едет дальше, а я иду выполнять задание. Что ей от меня нужно? Понятно что, попытается завербовать или выведать что-нибудь про тётю Любу. Ну, а я что? Я пока ничего и не знаю, кроме как про сметану и раздачу спец пайков.

Ну, новогодние подарки уже в прошлом, их не предъявишь, и сметана, наверняка уже активно продаётся. Так что ловить нечего. Но, если честно, сметана эта меня огорчила. Противно стало. Как будто в грязь макнули.

Так обыденно и повседневно вершат они своё жульничество, словно это и есть их основная работа. Да, в торговле платят мало, да, соблазны, да, «все воруют»… Но вот так походя, ничего не стыдясь и не стесняясь? Не знаю, будь я Лидой, я мёртвой хваткой вцепился бы в эту Гусынину.

Хотя, тут в каждом гастрономе своя Гусынина. Не надо было деньги её брать. Что-то не хочу я работу такую… А, с другой стороны… А, с другой стороны… А, с другой стороны есть у меня идейка, надо только поразмыслить хорошенько.

Я прохожу по Советскому проспекту и ныряю во двор. Отыскиваю нужный подъезд и поднимаюсь на третий этаж. Дверь обита коричневым дерматином. Динь-дон, звонит колокольчик.

Из-за двери появляется старуха в парике. При параде, в платье и бусах.

– Здравствуйте. Мне нужен Игорь Валерьевич.

– Проходите, – кивает она, шире распахивая дверь.

– Да я на одну секундочку, – говорю я на всякий случай чуть громче, – мне бы Игоря Валерьевича.

– Не нужно так кричать, молодой человек. Сейчас я его позову. Игорёша!

Из комнаты выходит мужчина лет пятидесяти и недоумённо смотрит на меня.

– Слушаю…

– Я от Любовь Петровны Гусыниной.

– Вы? – чуть приподнимает он бровь. – И что же?

– Вот, она просила вам передать, – протягиваю я свёрток.

Он принимает посылку, но продолжает смотреть с удивлением. Странная немного ситуация, но мне не за анализ деньги платят, насколько я понимаю. Я улыбаюсь и откланиваюсь, а Игорёша остаётся в замешательстве. Что там такое? Может быть я ему бриллианты принёс? Несколько Кохиноров, например.

После Игорёши я иду к Лиде. Посмотрим, что она хочет мне предложить. Войдя в вестибюль, я набираю по служебному нужный номер и отхожу в сторонку. Она вскоре появляется и машет мне рукой. Я подхожу к дежурному.

– Только у меня с собой паспорта нет, – сообщаю я.

Лида морщится и что-то говорит на ухо сержанту, стоящему на посту. Он делает отметку в журнале, записывает мои данные, и я прохожу дальше.

– Ну что, Егор, добро пожаловать во внутренние органы?

– Звучит, как приглашение, – усмехаюсь я.

Она смотрит строго, не улыбается. Серьёзная девушка. Ну ничего, мы это дело исправим. Мы заходим в кабинет с тремя столами, но кроме нас, сейчас здесь никого нет.

– Где коллеги?

– Разбежались по делам. Да так лучше даже, никто мешать не будет. Чай хочешь с пряниками?

– Ну а кто ж не хочет? Давай, угостимся.

Она подходит к окну и включает электрический самовар.

– Да ты садись перед столом, в ногах правды нет.

– Вот это твой? – спрашиваю я, указывая на самый аккуратный и вопиюще девчачий.

– Да, падай.

Включив чайник, она обходит свой стол и усаживается на привычное место.

– Скажи мне, Егор, почему ты ездишь в Гусынинский гастроном? Она знакомая твоих родителей?

– Возможно. Но, скорее всего, просто совпадение.

Она кивает.

– Колбаса, кстати, вкусная была, согласен? Красивый стол у вас получился?

Я пожимаю плечами.

– Красивый, конечно, – настаивает она. – И вкусный, я не сомневаюсь. Вон ты сколько деликатесов принёс. Не мог быть невкусным.

– А у тебя?

– А вот многие люди, – не обращает она внимания на мои слова, – довольствовались куда более скромным столом. Рабочие, служащие, учителя, да мало ли…

Ничего себе, кто бы мог подумать. Агитация за советскую власть?

– Товарищи твои, друзья. Ты комсомолец?

– Комсомолец, – без тени сомнения говорю я, поскольку видел среди документов свой красненький членский билет с проставленными отметками об уплате взносов.

Две копейки в месяц невелика сумма, однако идёт из родительского кармана. Интересный факт, между прочим.

– Ну, а если ты комсомолец, разве ты можешь равнодушно смотреть, как государственная собственность разворовывается, как одним достаётся лучший кусок, а другие вынуждены довольствоваться малым?

Наивное дитя, что ты знаешь о разворовывании государственной собственности? Погоди, в девяностых ещё увидишь. И ужаснёшься.

– Лида, харэ агитировать. Я ради тебя что угодно сделаю. Чего ты от меня хочешь?

– Перестань паясничать, Егор. Ты ведь взрослый и ответственный человек. Или что, в свои семнадцать лет ума ни капли не нажил?

А вот это обидно, Лид. Вернее, смешно. Разумеется, мне смешно смотреть, как эта «взрослая», которой чуть больше, чем моей дочери, пытается прокачать меня по линии партии.

– Напрасно ты улыбаешься и пытаешься предстать передо мной в образе этакого циничного, умудрённого опытом и всё повидавшего человека. Со стороны это выглядит нелепо, Егор, и смешно. Ты не Евгений Онегин, поверь. Тебе нужно заканчивать школу, поступать в ВУЗ, идти в армию, исполнять свой долг перед Родиной. Она тебя воспитала, дала образование, дала счастливую жизнь без забот и хлопот. Ну?

– Чего «ну»? Скучно, Лидия Фёдоровна. У тебя китель не здесь? Может примеришь? Очень хочется на тебя в форме посмотреть.

– А вот вещизм, – продолжает она, не реагируя на моё замечание, – это гниль, разъедающая наше общество изнутри. И все эти венгерские колбасы и прочие элементы сладкой жизни могут сбить с пути таких, как ты, неокрепших и политически незрелых.

– Колбаса – это не вещизм, а гортанобесие.

– Вот смотрю я на тебя, обычный парень, не упакованный, как некоторые в «фирмý» с головы до ног. Нормальный ты, понимаешь? Мне вот интересно было бы на твой дом посмотреть, чем ты живёшь, чем дышишь…

– Ну, так пошли, посмотришь. Я же тебя приглашал…

Ой, это я не её приглашал. Тьфу. Про Таню не забыть бы…

– Какую музыку ты слушаешь, – не прерывается она, – какие книги читаешь, о чём ты мечтаешь и кем хочешь стать, когда вырастешь.

– Я уже