Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова

– Дети пришли, похоже! – шепнула она, не ощутив страха, но все равно торопливо залезая на полати.

Зехма посмотрел сначала на гостинцы, потом на мясницкий нож и в последнюю очередь на шторки, за которыми сидела Сиина.

– Дети там, – шепнула она. – Я плохого не чувствую. А так сразу бы почувствовала.

Зехма крякнул удивленно, сгреб конфет и пряников и пошел открывать. Сиина с интересом подглядывала через щелочку.

– Почему стих не сказали? – громко спросил Зехма. – Без стиха не открою. Собаке открою, а вам не открою. Собаке стихов знать не положено, а вам положено, раз пришли.

– Ой, дядь, какие стихи? Холодрыга тут, со всех винтиков сойти какая, еще и затмение скоро! Открывай скорей!

– Стих новогодний говори! – потребовал охотник.

– Какой стих?

– Какой по традиции положено! А то не дам конфет!

– А-а! Так это… как же там…

– Сразу бы так, бестолочь, – нахмурился Зехма, сдвигая засов.

На пороге стоял весь белый от снега парнишка.

То, что это именно парень, Сиина поняла только по голосу: лицо гостя было до глаз замотано шарфом, а капюшон надвинут. За спиной у него виднелся здоровенный куль.

– Ого! – удивился Зехма. – Да ты, похоже, весь Валаар обошел! Вот жадюга-то! И досюда добрался! И не лень в гору идти, да с таким мешком!

– Ой, дядь, пусти уже погреться, дело у меня к тебе, устал, помираю.

– А нечего было столько по домам шастать! – проворчал Зехма. – Набрал, так и неси, а я не пускаю никого. Иди вон и сгорай под затмением.

– Дядь, тебя Зехмой звать?

– А как еще меня звать, если Зехма я?

– Слушай, а порченая к тебе не приходила? Девица со шрамами на лице. Сиина. Я-то от Иремила. Я к тебе и с делом, и с телом пришел, ты уж пусти хоть обогреться, а?

Порченая на полатях вздрогнула: неужто там Марх или еще кто-то из ребят? Но нет же! Голос незнакомый!

Зехма подумал, покосился на нож и пропустил нежданного гостя. Дверь за ним громко хлопнула, и послышался собачий лай.

– О-ох, сил моих нет! – застонал парнишка, расстегивая ремни на груди и животе, осторожно опуская куль и ложась на единственную шкуру у порога, которую Сиина не стала трогать. – Спина отвалится того гляди…

– А нечего было конфет столько тащить! – не унимался Зехма. – Экая ты прорва!

Порченая тихонько спустилась с печи и осторожно выглянула.

– Сиина тут? – спросил распластавшийся парнишка. – А то я вам с ней подарочек принес, только уж не обессудь, дядь, несъедобный совсем.

Он развязал мешок, и из него появилась сначала макушка со вздыбленными светло-серыми волосами, следом измученное лицо со впалыми щеками и в конце концов весь Астре.

Сиина чуть не рухнула. Колени у нее подкосились, но она ухватилась за печь и устояла. Потом вышла из укрытия, все еще не веря своим глазам, и, кажется, впервые в жизни увидела счастливую улыбку брата.

– Ну здравствуй, – сказал он, высвобождаясь из мешка.

– Живо-о-о-ой! – заревела порченая, бросаясь к Астре и почти падая на него, споткнувшись об распластанного незнакомого парнишку.

– Да что ж ты под ноги не смотришь, а? – скривился тот, отползая в сторону. – Я и так дышу еле-еле! Уж думал, не дойдем! А горища-то здоровенная! Это ж со всех винтиков сойти!

Сиина рыдала, обнимая щуплого, исхудавшего Астре, от которого будто и не осталось под курткой ничего, кроме скелетика, раскачивалась и выла в голос долго-долго, пока не кончились слезы. Брат гладил ее по волосам, улыбался и молчал. За дверью истошно брехала собака. Зехма крякнул и пошел кипятить воду в чайнике.

* * *

Призрачными парусами белели в полутьме драпировки. Тонкая ткань раздувалась от ветра, а внизу мерцали кисточки, украшенные стеклярусом и бисером. Дремали завернутые в плющ колонны террасы. Над головой колыхался дождь из фиолетовой глицинии, лианы которой сплошь увивали сквозной потолок, но аромат цветов звучал не в полную силу. Они ждали солнца, тепла и пробуждения насекомых. Ждали терпеливо и безропотно, в отличие от распаленного юноши, вбежавшего под их сень. Он держал в руках лампу, где заканчивалось масло. Теплый свет лизнул ступени, отразился в глянце мраморных плит, позолотил ветку лавра. При виде незнакомца Кайоши испытал сильное волнение, а разглядев его лицо, и вовсе чуть не проснулся. Он слишком долго ждал этого видения.

– Да где он?! – выпалил Нико, тяжело дыша. – Куда ты его дел?

– Куда дел! Куда дел! – повторил попугай.

Его почти не было видно в темной листве винограда.

Человек на скамье у фонтана добродушно рассмеялся. Кайоши узнал в нем Такалама, но не такого, к которому привык, а значительно старше.

Эта связка была до того неожиданной и так многое могла рассказать, что провидца окатило жаром. Кайоши начал чувствовать свое тело и то, как сердце бешено колотится в неподвижной тюрьме.

«О Великие Драконы! – взмолился он. – Не дайте мне проснуться сейчас! Прошу вас! Я должен узнать, в чем их связь!»

– Ищите, юноша, ищите, – поддразнил Такалам, кутаясь в шерстяную накидку. – Чичи уже выучил пару новых слов, так что все не зря.

– Чи! Чи! – подтвердила птица. – Где он, старрик? Куда запррррятал? Где? Где?

– Да замолкни ты! – раздраженно бросил Нико, смахнув кудри с мокрого лба.

Он пнул цветочный горшок и, сжав кулаки, наблюдал, как тот катится, оставляя земляной след.

– Чи! Чи! Куда дел!

– Твоя огненная сторона тебе не поможет, – пожал плечами Такалам, закуривая трубку. – Пускай жар в ноги, чтобы шли быстрее, пускай жар в сердце, чтобы распалить желание, но не в голову. Только не в голову. Горячая голова – дурной знак.

Нико зыркнул на правдолюбца, подошел к стоявшей в углу мраморной чаше для полива и погрузился в нее до плеч. Спустя минуту он вынырнул, кашляя и отплевываясь, взъерошил мокрые кудри, разметав каскады брызг во все стороны.