Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова

– Действенно, – хмыкнул Такалам.

Принц снял промокшую тунику и вытер ею шею.

– Хорошо, дай мне еще одну подсказку.

– Ты исчерпал подсказки. Признай уже, что не справился.

– Сожги тебя затмение! – выпалил Нико, швыряя скомканную рубаху на пол. – Просто сиди и смотри, как я его найду!

– Чи! Чи! Старррик. Чиу! Чиу! Фьють-фьють, чирррррк, – заволновалась птица, раскачиваясь из стороны в сторону и будто передразнивая самоуверенного юношу.

Нико вынул из кармана шаровар лоскутки шелка. Опустился на колени возле лампы, разложил загадки в правильном порядке и стал всматриваться. Зоркий взгляд скользил от одного рисунка к другому. Кайоши тоже склонился над записями, но ничего в них не понял.

– Что ты ухмыляешься? – взъелся Нико спустя минуту. – Нравится смотреть, как я мучаюсь? Давно пора дать мне подсказку!

– Ну хорошо, я дам подсказку, не то весь дворец рухнет от твоей злости, – рассмеялся Такалам. – Кстати, ты знаешь, как я научился пользоваться метафорами? Оказывается, если я понимаю, что мои слова воспримут в качестве аллегории…

– ТАКАЛАМ!!! – заорал юноша с такой силой, что Кайоши чуть не проснулся.

– Все в мире закольцовано, принц Нико, поэтому ответ к последнему кроется в первом, – спокойно сказал старик, выждав еще полминуты.

Кайоши лихорадочно осмотрелся. Значит, это дворец, а Нико – принц, но какого народа? Они говорят на международном… Соаху!

Ритм сердца снова проступил через пелену видения.

Это страна, куда Такалам отправился, предпочтя ее Чаину! Нико – сын властия!

– Язык торговцев – эттра, – сказал принц, пристально глядя на квадрат с темневшей в центре фигурой затмения и тремя надписями по краям. – Ты учил меня, что на их наречии многие слова обозначают цифры. Легкая загадка. Ты всегда начинаешь с легких, чтобы раззадорить меня. Тут всего три надписи: справа, слева и внизу. Я подумал, что если сопоставить их со сторонами света…

Сердце заколотилось слишком сильно, и Кайоши не смог остаться во сне, но того, что он узнал, хватало для заполнения очередной бреши.

* * *

Как только тело начало приходить в порядок, Нико занялся тренировками на пустыре близ города. Он больше не совался в питейные для богачей, зато присмотрел несколько подвальчиков, где бились в азартные игры на деньги. В первый раз принцу оказалось нечего поставить, кроме чудом сохранившейся золотой серьги с виноградным листом. Хорошо, что кудри отросли и спрятали ее. Если приглядеться, можно было заметить на тонкой цепочке спираль зеленой змейки. Мастерство ювелира подарило крошечной рептилии глаза и даже раздвоенный язык, выступавший из раскрытой пасти. Но увидеть это мог только человек с острым зрением.

Украшение символизировало настоящее имя Нико, данное отцом, и было подарено матерью. Потому, когда принц положил его на кон, было очевидно – он не может уступить сопернику. Но отныне победы не оставались непрерывными. Теперь Нико действовал умнее и осторожней. Он предпочитал маленькие ставки, иногда нарочно проигрывал и старался подмечать характеры всех игроков. Он уходил до того, как завяжется драка или разборка, отказывался пить, даже если угощали, и ни с кем не вступал в споры. У него появилась цель, ради которой принц переступил через многое. Сняв серьгу, он больше не надевал ее, решив, что сделает это, лишь вернув себе честь, власть и титул, а до тех пор не смеет носить фамильное украшение.

Пока в Соаху его не признают – он всего лишь Нико. Парень из ветхой халупы посреди Медука, одетый как бедняк, расцвеченный синяками, кажется, смышленый, но, конечно, не умнее завсегдатаев игорных подвалов. Нико слоняется по улицам в одиночку, каждое утро пролезает в дыру, ведущую из города, и надолго пропадает, а возвращается весь мокрый, раскрасневшийся и у ближайшего к дому колодца выливает на себя ведро воды, в которой плавают льдинки. У Нико есть два кинжала, разумеется краденых. Он никому их не показывает, и никто не знает, что парень умеет с ними обращаться.

Нико не заводит бесед и молчит даже среди тех, с кем живет. Он не сближается с ними, но каждый день приносит еду на часть выигрыша, чтобы его место в ворохе тряпья у печи было оправдано. Ему не нравится навязчивое внимание жителей дома, но он не протестует, когда его обнимают по возвращении, и не отказывается есть за одним столом со всеми. Это часть условий для воплощения его цели.

Нико тих и особенно не выделяется, кроме разве что лица. Оно почти зажило и начало обретать красивые, необычные для Валаара черты. Девушки любят наблюдать, как Нико раздевается по пояс, чтобы умыться колодезной водой. Они хихикают и шепчутся, толкая друг дружку, но ни одна не решается подойти к мрачному юноше. Он кажется неприступным и таинственным, а оттого вдвойне желанным, и игры девичьих взглядов не заканчиваются. Сплетницы пробалтываются подружкам, и вот уже целая стайка щебечущих девчонок переминается с ноги на ногу неподалеку от Нико, а тот не видит и не слышит никого вокруг себя. Перед ним только Тавар, Чинуш и Ур – люди, которых он должен уничтожить.

Нико предстоит много убийств, и он боится своей мягкости. Он помнит, что чувствовал тогда, на Акульем острове, когда плакал под деревом, перемазанный чужой кровью. Он помнит лица мертвых рабов, и они до сих пор снятся ему в кошмарах. Ради трона Нико должен отказаться от заветов Такалама. Ему предстоит стать жестоким палачом, для которого люди не важнее огородных пугал. Поэтому Нико медитирует на пустыре, раз за разом прокручивая в голове убийства и заставляя сердце биться спокойно. Это дается ему с трудом, страх и муки совести то и дело пробиваются наружу, но Нико давит их, глушит под образами родных.

Он представляет дворец, заполненный чужаками. Как они трогают его вещи, как носят и продают одежды отца и матери, как наслаждаются превосходством. И главный среди них – Тавар. Властий Ур не поднимет свой пухлый зад, чтобы править Соаху. Он останется в Судмире, а его дланью назначили Тавара. Это он сейчас в кабинете отца с шелковыми обоями. Курит трубку из слоновой кости. А к нему то и дело забегает с щенячьей преданностью в глазах Чинуш. Вот она – мышиная идиллия.

Нико наливается яростью, но охлаждает ее, переводя в силу. И наконец наступает день, когда он готов проверить себя первым убийством. Он собирается действовать тихо, незаметно и безжалостно. Ему предстоит изломать себя и собрать заново. Смерть за смертью, пока кровь не вымоет из него человечность. Только тогда он будет готов вернуться в Соаху и уничтожить врагов.

* * *

– Ты думаешь, он поэтому такой? – шепнула Яни, накручивая очередную прядь на деревянную катушку.

Илан выточил их за несколько вечеров, чтобы Генхард не облысел, выдергивая из волос ветки.

– Не соахиец я, что ли? – нахмурился вороненок. – Точно тебе говорю – в этом вся причина! Соахийские принцы все время ходят со свитой! А этот, бедный, бродит туда-сюда один, свиты нигде нету, и ниц никто не падает, вот он и расстраивается. Тут же ни пиров, ни дворцов, ни слуг.